Отправлено: 06.12.06 14:02. Заголовок: Приложение к журналу "Нива"

Содержание приложения к журналу «Нива» №5 (05.02.1905):
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Стихотворение С. Караскевич. – На войне (от нашего специального корреспондента) (про разведрейды). – Владивостокские миноносцы (про действия в 1904 году). – Возрождение России (на указ 12.12.1904г.). – На международном судилище (Про Гулльский инцидент). – С. С. Манухин.
Фото (подписи): Защитник Порт-Артура, капитан минной роты Ф. П. Саблин, представлен к награждению орденом Св. Георгия 4-й степени – Полковник 137-го Нежинского пехотного полка И. А. Виноградов, убитый в бою под Мукденом – Подполковник 138-го Болховского полка А. П. Ларионов, скончавшийся от ран, полученных под Ляояном – Капитан 219-го Юхновского полка Д. И. Кондратович, убитый в бою под Мукденом – Капитан 123-го Козловского полка А. Н. Щуров, тяжело раненый в бою под Мукденом – Капитан 9-го сибирского Тобольского полка В. Д. Орехов, раненый в бою под Мукденом – Капитан 284-го пехотного Чембарского полка И. В. Потырко, раненый под Мукденом – Поручик 9-го восточно-сибирского стрелкового полка А. А. Давыдов, убитый в бою под Мукденом – Поручик 140-го Зарайского пехотного полка Н. Е. Плеханов, умерший от ран, полученных в бою под Мукденом – Штабс-капитан 122-го Тамбовского пехотного полка Г. И. Массукапов, контуженный в бою у Янтайских копей – Штабс-капитан Козловского пехотного полка Н. Н. Ильин, убитый в бою под Мукденом – Штабс-капитан 121-го пехотного Пензенского полка П. Д. Ползиков, убитый в бою под Мукденом – Штабс-капитан 140-го Зарайского пехотного полка Л. Э. Витте, убитый в бою под Мукденом – Штабс-капитан 86-го пехотного Вильманстрандского полка Карпов, убитый в бою под Мукденом – Поручик 140-го Зарайского пехотного полка В. В. Прозоркевич, убитый в бою под Мукденом – Поручик 86-го пехотного Вильманстрандского полка П. Х. Андреев-Богатенко, раненый на Яньпашанских высотах – Поручик 10-го сибирского Омского пехотного полка М. Б. Ефимов, раненый в бою под Мукденом – Поручик 33-его Елецкого полка В. А. Масленников, раненый в бою под Мукденом – Поручик 220-го Епифанского полка Г. П. Андреев, ранен в руку и контужен в ногу у деревни Чанлинпу 1-го октября – Поручик 19-го восточно-сибирского стрелкового полка А. …ксандр, убитый …Путиловс… - Хорунжий (часть листа оторвана) – Подпоручик 86-го Вильманстрандского полка … Ивахненко…при взятии… - Подпоручик 17-го туркестанского стрелкового батальона А. А. Шпаковский, раненый в руку на разведках 5-го декабря – Подпоручик 3-го восточно-сибирского стрелкового полка К. В. Дубровский, раненый дважды в ногу и оставшийся в строю – Подпоручик 219-го пехотного Юхновского полка В. И. …овский, раненый в….атаке на деревню Чанлинпу… - Экспедиция против хунхузов. Китайский полковник Кинь-дан-чен, начальник гарнизона в Тунь-изя-коу и подполковник Ю. Х. Панаев, начальник отряда (по фото нашего спец. корреспондента В. Табурина) – Экпедиция против хунхузов. Бойцы пограничной стражи. – Егермейстер Балашов, состоявший уполномоченным «Красного креста» в Порт-Артуре во всё время осады – Группа офицеров 3-го батальона 124-го пехотного Воронежского полка, оставшихся в строю после боёв под Хайченом, Ляояном и Мукденом, в которых убиты и ранены: командир батальона, адъютант, десять ротных командиров и четыре младших офицера. – Походная церковь 51-го драгунского Черниговского полка. – Крейсер «Богатырь», врезавшийся в берег во время тумана у мыса Брюс. – Общий вид караульной станции Мангугай на берегу Тихого океана. – Офицеры, отправляющиеся на шаланде осматривать побережье. – Миноноска, выброшенная тайфуном на берег в бухте Туламу. - …рота 8-го восточно-сибирского стрелкового полка, охраняющего побережье у Владивостока. – Сдача оружия корейским батальоном (в городе Харьен), охотничьей команде 8-го восточно-сибирского стрелкового полка, во избежание захвата оружия японцами. – Прусский орден «Pour le merite», пожалованный германским императором генерал-адъютанту Стесселю за геройскую оборону Порт-Артура. – Царская баня в Харбине, построенная Её Императорским Величеством Императрицей Александрой Фёдоровной. – «Китайский мадам-подрядчик». Вопреки традициям Востока, китаянка эта берёт подряды на поставку провианта для наших отрядов. Она сама распоряжается погонщиками при арбах, получает деньги, смотрит за взвешиванием и прочее. – Сестра милосердия Евгеньевской общины А. Н. Дранкина, награждённая медалью за храбрость и усердие на георгиевской ленте. – Сестра милосердия Екатеринославского земского отряда в инфекционном госпитале для нижних чинов в Яблоновых горах Е. В. Дубровская, бросившая педагогическую и литературную деятельность и отправившаяся вслед за своим братом-офицером на Дальний Восток. – Первая группа Владивостокского минного отряда. – Шхуна «Хакутцу-мару», захваченная миноносцами первой группы Владивостокского минного отряда. – Конно-гелиографная команда восточно-сибирского телеграфного батальона. – Пожар в деревне от разрыва японского бризантного снаряда. – Японцы в зимней форме. – Повозка для раненых системы доктора Мунта, принятая для перевозки раненых на Дальнем Востоке. - …артиллерии генерал Холодовский с офицерами мортирной бригады. – Зал заседаний следственной комиссии, созванной в Париж, для разрешения Гулльского инцидента. – Командир 5-го пехотного Иркутского полка А. В. Шереметов, два раза контуженый и два раза раненый и награждённый орденом Св. Георгия 4-й степени. – Подполковник 34-го восточно-сибирского стрелкового полка Б. Ю. Пентко, убитый на Тумунлинском перевале. – Капитан 214-го пехотного Мокшанского полка В. А. Фёдоров, убитый в бою на Далинском перевале. – Капитан 36-го пехотного Орловского полка П. В. Ващенко-Захарченко, ранен дважды в голову и ногу навылет, награждён орденом Св. Анны 3-й степени и Св. Станислава 2-й степени с мечами и эвакуированный за болезнью в Россию. – Поручик 124-го пехотного Воронежского полка А. А. Дубов, убитый в бою под Мукденом. – Поручик 87-го Нейшлотского полка Е. Яковлев-Нечай, раненый в бою 3-го октября. – Поручик 21-го Восточно-Сибирского стрелкового полка В. А. Спаровский, раненый в бою под Мукденом. - …маньчжурской армии (в 1-м Стрелковом Его Величества полку). Командир полка полковник Л? В. Леш. Начальник 1-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии генерал-лейтенант Гернгросс. Адмирал Н. И. Скрыдлов. – Поручик 9-го пехотного Ингермандандского полка Б. Ф. Чарторижский, раненый в обе ноги под Мукденом. – Подпоручик 9-й артиллерийской бригады Д. А. Шах-Назаров, убитый в бою под Мукденом. – Подпоручик 3-го пехотного Нерчинского полка Назаров, убитый в бою 7-го января. – Подъесаул 1-го Верхнеудинского казачьего полка М. М. Некрасов, убитый в бою 28-го декабря. – Подъесаул 2-го Дагестанского конного полка А. А. Колюбакин (из отряда генерал-адъютанта Мищенко), убитый при штурме Инкоу. – С. С. Манухин, назначенный управляющим министерством юстиции.
И это только один номер из тридцати шести! Матка бозка!

 Отправлено: 12.12.06 14:44. Заголовок: Re:

На фронте
(От нашего специального корреспондента).
Эпизоды.
Серьёзных операций ждём со дня на день, а пока дело ограничивается отдельными стычками, разведками и ежедневной стрельбой с обеих сторон. Дни стоят морозные и солнечные. За всё время с начала осени едва ли насчитаешь пять-шесть пасмурных дней. Снег шёл всего раза три-четыре, но от него и следа не осталось – разнесло ветром. Севернее же Мукдена снег довольно основательный: в Гунджулин, например, как сообщают приезжие офицеры, ездят на санях.
…(пропуск)…
…лись два отряда хунхузов или, просто говоря, вооружённых китайцев (не солдат). Один в 600 человек, другой в 3.000 и оба, будто бы, под начальством японских офицеров.
Тифунгуан счёл своим долгом сейчас же донести об этом нашим властям. Пока власти принимали меры для отражения неприятеля, по линии шли толки и предположения о возможности нападения на Телин, но нельзя сказать, чтобы эти толки носили тревожный характер. Ляоянские и мукденские бои приучили здесь всех применять к событиям крупные масштабы.
Я как раз в те дни был в Телине…(пропуск)…нашей там почты…(пропуск)
На станции встречаю подполковника…(пропуск)…8-го отряда пограничной стражи…(пропуск)…полицию против хунхузов…(пропуск) (Подполковник – Ю.Х.Панаев. С.Р.)
…против хунхузов. В тот же вечер экспедиция тронулась на Ляохэ.
Не буду описывать подробностей её, а только скажу, что на пути китайское население встречало отряд с полной предупредительностью, как и нужно было ожидать, что же касается неприятеля, то он с такою же предупредительностью удрал, не дожидаясь приближения нашего отряда. Перейдя границу Монголии, хунхузы были уже вне опасности, находясь на территории нейтральной, куда нашему отряду проникать уже неудобно.
Впрочем, был один пленный – какой-то несчастный отставший хунхуз, а может быть и не хунхуз, потому что доказать это очень трудно – пойманный нашим разъездом. Его привели перед строем и сделали приготовления для казни через повешение…(пропуск)
…не было ни одного крупного недоразумения.
Отдельные факту не в счёт. Шайки хунхузов настолько же опасны для самих китайцев (если не более), как и для нас. Правда зачастую этими разбойниками руководит чувство мести, и в ряды хунхузов становятся манзы, разорённые войной, но это факты исключительные, потому что громадное число таких получают удовлетворение. Что же касается тех китайцев, которые имеют с нами торговые сношения или служат рабочими, то за период войны они получают выгоды, о которых раньше не могли и мечтать.
Всякие разведки в поисках за подозрительными китайцами в деревнях с мирным населением, само собою, требуют много такта с одной стороны и осторожности – с другой, потому что засаду хунхузов можно ждать где угодно.
Для этого партии наших разведчиков часто наряжаются в китайские костюмы и привешивают под шляпой косы. Таким образом, они, до некоторой степени, могут действовать «инкогнито», хотя такого бородача, который изображён на прилагаемой здесь фотографии, можно признать за китайца разве что на большом расстоянии.
Итак, хунхузы бежали. При отступлении они угнали с собою несколько сот голов рогатого скота и унесли немало награбленного добра. Весьма понятно, что жители деревень по долине Ляохэ, по преимуществу весьма зажиточных, встречали наш отряд, как сильных защитников и друзей, довольные тем, что благодаря его приближению отделались от разбойников сравнительно лёгкой данью.
По словам жителей, хунхузами, действительно, руководили японцы. Они, однако, не были довольны своими начальниками и плохо слушались их, потому что не получили обещанного жалования. Пока им не угрожала опасность, они грабили местных жителей, но по приближении нашего отряда не замедлили уйти в Монголию.
По-видимому, миф о грозном вооружении китайцев рассеивается, как дым. За это можно ручаться по крайней мере теперь. При их первобытной организации армии и глубоком миролюбии народной массы – вооружённый Китай в настоящее время это маленькая собачонка, которая никогда не сунется в драку между двумя большими собаками. Здешнее население смотрит на военные действия с паническим ужасом. После их войны с Японией, они считают японскую армию непобедимой, но теперь они скромно убедились, что их взгляды и мерки для такой войны, как настоящая, слишком ничтожны.
Все их помыслы теперь сосредоточены на одном – как бы японская армия не двинулась дальше к северу, последствием чего был бы полный разгром богатейшей столицы Манчжурии – Мукдена. Но после Ляояна и боёв под Мукденом они смотрят на положение вещей с полной надеждой. Городская торговля не ослабевает, имущество не вывозится и «бабушки», т.е. женщины, спокойно живут в городе. До сих пор заблаговременный вывоз женщин из городов и деревень был всегда верным признаком тревожного настроения и, надо прибавить, расчёты китайцев всегда оправдывались.

Разъезд из 43-х человек направился на рекогносцировку к деревне Читайдзы с целью разрушить мост через реку Хуньхэ. Разъездом командовал корнет Рыбасов, тот самый, который отличился в кавалерийской атаке под Вафангоу 17-го мая.
Быстро подъехав к деревне, люди спешились и укрылись за фанзами, потому что как раз в это время на мосту показался кавалерийский отряд японцев, который спешил через реку, чтобы броситься в атаку.
Их было до 70 человек.
Дав им растянуться по мосту, Рыбасов открыл огонь залпами. Теряя убитыми и ранеными, японцы смутились и стали в беспорядке тесниться…(пропуск)
…сильно неминуемой гибели. Только успел, однако, Рыбасов однако заявить о вызове, как вышли двое охотников, оба унтер-офицера – Жернов и Черемнов (8-й сотни). За ними сейчас же вызвались ещё двое рядовых – Фадеев и Чеметьев.
Вскочив на коней и перекрестившись, они во весь карьер бросились к мосту.
Наши из деревни старались прикрыть их дружным огнём по японскому редуту. Но оттуда сейчас же стали стрелять по смельчакам, которым, однако, удалось благополучно достигнуть моста. Здесь они зашли с тыльной стороны и спешились. Таким образом, их только отчасти прикрывал мост, потому что нижняя половина тыла была открыта, а японцы стреляли в упор с расстояния шестидесяти шагов…
Времени терять, однако, было некогда. При помощи захваченной соломы стали поджигать мост, но огонь задувало ветром и постилка моста, покрытого землёй, плохо загоралась…
А японские пули щёлкали по мосту, врывались в землю и свистели кругом. В первую же минуту был ранен двумя пулями унтер-офицер Черемнов, две лошади были убиты наповал. Трое смельчаков продолжали работу, но через несколько секунд был ранен унтер-офицер Жернов. Сделав своё дело, двое рядовых подхватили на плечи своих раненых начальников и решили вынести их из-под огня или погибнуть вместе с ними. Но у моста они были за кое-каким прикрытием, а дальше, на открытом месте, при медленной ходьбе с тяжёлой ношей – они в секунду должны были быть расстреляны. Но это их не остановило…Два-три шага вперёд и…ранена ещё одна лошадь…несколько пуль просвистело мимо их ушей, и…трескотня ружейных выстрелов из редута прекратилась…Затих огонь и из деревни со стороны наших. Произошло что-то странное. Наши смельчаки делают ещё несколько шагов, не понимая этой тишины, и ждут залпа, от которого они могут уцелеть разве что чудом…но залпа нет. Они идут дальше, а сзади всё также тихо.
Японцы прекратили стрельбу.
В. Табурин.
22-го декабря.
Деревня Годзядзы.

 Отправлено: 12.12.06 14:44. Заголовок: Re:

Владивостокские миноносцы.
Весною прошлого 1904 года на театре русско-японской войны нашим морякам удалось произвести несколько лихих морских атак, окончившихся полной удачей. Героями этих атак были небольшие миноносцы «первой группы Владивостокского минного отряда». Эти миноносцы, не носящие особых названий, но обозначенные просто нумерами, представляют собою небольшие суда, вооружённые двумя минами и двумя небольшими орудиями системы Гочкиса; в опытных руках они оказываются вполне подходящими для совершения удачных активных военных действий.
12-го апреля 1904 года миноносцы №205 и №206 вошли в Гензанскую бухту и застали там японский коммерческий пароход «Гойо-мару». К сожалению, миноносцы не могли захватить его с собой на буксир, так как их машины не имеют достаточных для этого сил; поэтому старший из командиров миноносцев, лейтенант Пелль, приказал японцам, находившимся на борту упомянутого парохода, съехать на берег, а командиру миноносца №206, лейтенанту Максимову, приказал взорвать пароход миною Уайтхеда.
Ровно в 12 ¼ часов дня раздался глухой удар взрыва, и в воздух взлетел столб воды, угля и пара…»Гойо-мару» лёг на бок и стал опускаться в воду, а наши миноносцы, сделав своё дело в виду японского флота (незадолго до того из Гензана ушли и находились поблизости пять сильных японских контрминоносцев), спокойно возвратились во Владивосток.
Спустя два месяца, 2-го июня, миноносцы «первой группы» опять отличились в смелом набеге. Миноносцы №№ 203, 205 и 206 вышли в море под командою начальника этой группы, капитана 2-го ранга Виноградского, и направились к северо-западным берегам Японии.
Этот набег окончился потоплением четырёх японских шхун, которые везли провиант для действующей армии, и тогда же была, кроме того, конфискована ещё пятая шхуна «Хакатцу-мару».
Эта последняя была сначала взята на буксир миноносцем №203, но буксирование вскоре было затруднено разыгравшейся свежей погодой. Тогда на шхуну был направлен мичман Толстопятов и самолично повёл её дальше под парусами.
Возвращение миноносцев после этого набега во Владивосток было настоящим торжеством…(пропуск)…и вели конфискованную шхуну, на которой под большим русским флагом развевался небольшой флаг «восходящего солнца». Герои-миноносцы были встречены дружным «ура» с владивостокских крейсеров и радостными кликами публики, которая не замедлила отправиться навстречу миноносцам на целой флотилии лодок и яликов.
Таким образом, в обоих этих набегах выяснилось, что для храбрых воинов не существует плохого орудия. Обыкновенно, «нумерные» миноносцы считаются лишь судами «береговой обороны», не играющими активной боевой роли. Между тем, в данном случае миноносцы №№ 203, 205 и 206 ухитрились сами нападать, пройдя значительное расстояние по морю и удалившись от своей береговой базы более, чем на 400 миль (от Гензана до Владивостока считается 380 морских миль). И нападали они, как мы видели, с блестящим успехом.

 Отправлено: 12.12.06 14:44. Заголовок: Re:

На международном судилище.
Допрос свидетелей по Гулльскому инциденту окончен, и судьи-адмиралы приступили в закрытых заседаниях к обсуждению материалов, установленных судебным следствием. Скоро вновь раскроются двери совещательного зала, приговор будет объявлен во всеуслышание, и мир узнает прав или не прав был адмирал Рожественский в прискорбном столкновении с гулльскими рыбаками. Насколько можно загадывать вперёд, приговор будет, по-видимому, благоприятным для русских. Всё течение судебного следствия было положительно в нашу пользу. Даже в показаниях английских рыболовов проскальзывают довольно многозначительные разноречия и предательские обмолвки. Хотя почти все свидетели из англичан категорически начинали с заявлений, что среди рыболовных судов не было японских миноносцев, а на самих судах не было ни минных аппаратов, ни японцев, но на перекрестном допросе они, в большинстве случаев, существенно изменяли форму своих показаний и утверждали только, что вблизи русской эскадры они не видели ни одного японского миноносца. Можно думать, что показания их вполне правдивы, так как в безлунную и туманную ночь на большом расстоянии трудно было заметить все неосвещённые, быстро скользящие суда, но из того факта, что некоторая часть рыбаков их не видела, никак нельзя сделать вывода, что их и в действительности не было, тем более, что в отдельных показаниях попадаются намёки совершенно противоположного свойства. Например, свидетель-рыбак Гемс видел на востоке какое-то судно, но оно было, по его мнению, рыболовным. Рыбак Грин после канонады увидел одно судно без огней и парусов и сказал механику: «это миноносец». И тут же ответил: «нет, это не миноносец». Судно пошло по направлению к военным кораблям, и свидетель увидел, что это рыболовное судно «Crane», как известно, чрезвычайно пострадавшее от выстрелов.
Рыболов Томсон показал, что на сигнальном корабле были потушены огни. Свидетель Фут, хозяин судна «Kannet», видел судно, похожее на судно, изображённое на предъявленной ему фотографии, но ему неизвестно название этого судна.
Рыболов Флетчер на вопрос, видел ли он какое-либо иностранное судно, отвечает, что он мог видеть только на расстоянии трёх четвертей мили, и что по этому заметить иностранное судно ему нельзя было.
Показания капитана Кладо ещё более разъясняют эту сторону дела. А. В. Неклюдов спрашивает капитана Кладо, каким образом русские морские офицеры могли увидеть рыболовные суда, находившиеся на расстоянии двух миль, в то время как по мнению рыболовов, видеть на расстоянии полумили или трёх четвертей нет никакой возможности. Капитан Кладо отвечает, что с броненосцев можно было видеть на более значительном расстоянии, так как капитанский мостик на броненосцах в 6 раз выше мостика рыболовных судов.
Отвечая на вопрос Пикфорда, Кладо говорит, что на расстоянии двадцати кабельтовых можно принять другое судно за миноносец, когда прожекторы не действуют, «однако, – продолжает Кладо: - в ту ночь, когда произошёл инцидент, на горизонте были видны клубы дыма, свидетельствующие, что там быстро двигается какое-то судно. Мы сразу подумали, что это миноносцы. Потом, когда засверкали прожекторы, мы увидели также и некоторые детали, как например, короткие трубы, это-то нас и убедило окончательно, что перед нами действительно миноносец».
Определённость и авторитетная ясность показаний этого свидетеля в совокупности с общими результатами следствия, заставили английских представителей радикально изменить всю постановку обвинения. Они тотчас же перестали представлять пальбу с русских судов беспричинной и немотивированной…(пропуск)…и темнотою ночи. Английский поверенный Пикфорд ставит вопрос: бывали ли когда-нибудь случаи смешения разнородных судов, но Кладо категорически утверждает, что при освещении прожекторами было невозможно принять за миноносец рыболовное судно. По его словам, штатский человек, или даже молоденький офицер, издали и ночью мог в первую минуту сделать такую ошибку. Но после первой минуты была вторая, когда на подозрительное судно направлены были лучи прожектора, а тогда уж никто, ни рыбак, ни молоденький офицер такого смешения сделать не могли: по тому, как дым низко стлался над судном и оставался позади него разорванными клочьями, сомнения быть не могло, что судно двигалось с большой быстротой, тогда как рыбацкий пароход всегда производил впечатление, что почти стоит на месте и дым из его тонкой и длинной трубки поднимается высоко кверху. Пикфорд сослался на обнародованное в «Новом времени» письмо священника о том, что был отдан приказ стрелять по рыбацкому судну, и спросил, что думает об этом письме свидетель? Капитан Кладо, по словам корреспондента «Нового времени», очень находчиво и правдиво ответил английскому юристу: - «Я думаю что священнику дозволительно не уметь отличать рыбацкое судно от миноносца». Этот находчивый ответ вызвал единодушный взрыв смеха, от которого не могли удержаться даже сами англичане.
Не меньшее впечатление произвело в зале и напоминание Кладо о совете одного английского адмирала, который сказал что если ночью даже в мирное время миноносец без огней идёт на военное судно, то первым делом надо открыть по нему пальбу, а потом уже спросить, кто он и зачем идёт…
Затем капитан Кладо рассказывает о вахтенной службе. По его словам, ему поручили эту службу на ночь. Около 10 часов вечера адмирал Рожественский взошёл на мостик, где и оставался вместе с ним. Во время инцидента адмирал сам управлял пальбою на адмиральском судне.
Любопытно, что английский моряк-эксперт Кинс, вызванный Пикфордом, как бы в противовес Кладо, категорически подтвердил мнение последнего и отрицал возможность принять при наличных условиях рыболовное судно за миноносец. Интересно показание нейтрального, так сказать, свидетеля, норвежца Христиансена, не принадлежащего ни к одной из тяжущихся наций. Он показал, что в роковую ночь видел со своего судна «Adema», как миноносец показался в Северном море. Он шёл с большой скоростью, как военное судно. Это судно не было рыболовным, потому что имело только одну мачту. Таинственное судно, замеченное им во вторую ночь, было окружено рыболовною флотилией, а судно, которое он видел в первую ночь, стояло особняком в двух часах плавания от рыболовных судов.
Большое значение также имело точное установление места столкновения русской военной эскадры с гулльскими рыбаками. Адмиралу Дубасову удалось, при допросе свидетеля Вуда выяснить, что эскадра адмирала Рожественского не очень удалилась от обыкновенного морского пути между Копенгагеном и Гуллем – всего на 10-12 миль, и что, следовательно, японцы имели полную возможность предпринять ночное нападение на линии её движения.
Таковы данные, добытые судебным следствием перед лицом международного трибунала. Мы не знаем ещё, что скажет суд адмиралов, но суд европейского общественного мнения уже заметно склонился в пользу русских моряков. Вопрос теперь уже не в том: в праве ли были они стрелять; в этом уже никто, кажется, не сомневается, - вопрос в том: было ли в действительности произведено на них нападение миноносцев в Северном море? Газета «Liberte» считает окончательно установленным, что к рыболовной флотилии мог присоединиться незамеченный рыболовами миноносец. По словам «Temps», большинство комиссаров теперь уже убеждено, что русская эскадра встретила в Северном море миноносцы. Даже в Лондоне уверены, что большинство адмиралов признает действия адмирала Рожественского вполне правильными. И если мы сопоставим все эти отзывы с теми громовыми призывами к оружию, которыми огласилась Англия на другой день после инцидента, то каждому станет ясной глубина морального и гуманизирующего влияния, оказанного на международные отношения заседающим в Париже судом.

 Отправлено: 12.12.06 20:22. Заголовок: Re:

Спасибо. Дух времени.

 Отправлено: 14.12.06 14:20. Заголовок: Re:

http://slil.ru/23571266 - фото

 Отправлено: 15.12.06 13:38. Заголовок: Re:

№6 (12 февраля 1905 года).
Содержание: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова. (Продолжение). – Земные дороги. Стих. Д. Ратгауз. – Сила. Рассказ С. Аделунг. – Стихотворение Н. Рябова. – Религиозные верования японцев и китайцев. – Правительственный кризис во Франции и Англии (Политическое обозрение). – Новые веяния в законодательстве о печати. – Объявления.
Фотографии: Дворянский передовой госпиталь (из Москвы) в Тавагоуз. Во время мукденских боёв ежедневно проходило через госпиталь до 400 человек. Студент Московского Университета А. Н. Пашин, сёстры милосердия: А. С. Грибановская, Н. С. Ставровская, А. Н. Бахтина; женщина-врач, хирург княжна В. И. Гедройц, сёстры милосердия: Е. Ю. Рейдлих, Е. В. Осовецкая; уполномоченный дворянства Н. С. Хрипунов, сёстры милосердия: А. Ф. Кардашёва, Л. В. Розенплентер; медицинский фельдшер Н. М. Марков, доктор Н. С. Щелкан, бывший ординатор Московского университета, сестра Л. Д. Пономарёва, главный врач Ф. Д. Фетисов и ротный фельдшер Сечеткин. – Матросы – георгиевские кавалеры с крейсеров «Громобой» и «Россия» в эстляндском отряде Красного Креста в день празднования Св. Георгия (26 ноября прошлого года). – Добровольный отряд сестёр милосердия Надеждинской тифлисской общины, отправившийся на Дальний Восток. – Лазарет Императрицы Александры Фёдоровны в Мукдене:….(утеряно)…Котовский, Редькин, Дмитриев, Приходченко, Ивашин…(утеряно)…М. Семёнов и Семаков. – Георгиевские кавалеры-«батарейцы» (как зовут артиллеристов наши солдаты) 4-й батареи 3-й восточно-сибирской стрелковой артиллерийской бригады. С апреля прошлого года батарея находится в составе восточного отряда. На долю её выпала тяжёлая работа в боях у Ляояна и под Мукденом. Из этих молодых фейерверкеров и наводчиков большинство, будучи ранеными оставались на батарее, двое выбыло из строя тяжело ранеными: батарейный командир не надеялся их видеть, но только раны стали заживать, они выписались из госпиталя и вернулись в родную батарею. – Группа наших военнопленных в г. Стимеди (Япония), изучающих английский язык под руководством военного переводчика Исао Окура. – Вход в храм Будды. – Бонза в облачении. – Бог ветра. – Главный вход в храм. – Наши офицеры среди китайских монахов, во главе которых старый лама. – В китайской кумирне. – В китайской кумирне. Изображения загробных мучений грешников за похищения женщин. – В китайской кумирне. Изображения загробных мучений грешников за поджог. - В китайской кумирне. Изображения загробных мучений грешников за разбой. - В китайской кумирне. Изображения загробных мучений грешников за неуважение к родителям. – Китайский суд в Мукдене. – Китайский фокусник. – Его Императорское Высочество Великий Князь Сергей Александрович (+ 4-го февраля в Москве). – Его Императорское Высочество Наследник Цесаревич и Великий Князь Алексей Николаевич. – Их Императорские Величества Государь Император и Государыня Императрица Александра Фёдоровна с Августейшими Детьми. - Директор Императорской публичной библиотеки Д. Ф. Кобеко, Высочайше назначенный председателем особого совещания для пересмотра действующих о цензуре и печати постановлений и для составления проекта нового устава. – Контр-адмирал Н. И. Небогатов, командир 3-й Тихоокеанской эскадры, отплывшей из Либавы 2-го февраля с. г. на Дальний Восток.

 Отправлено: 15.12.06 13:38. Заголовок: Re:

Правительственный кризис во Франции и Англии (политическое обозрение).
После упорной борьбы с общественным недоверием, вызванным отчасти излишними крайностями его радикализма, главным же образом испугавшими Францию разоблачениями о широком применении шпионства в военном и гражданском ведомствах, кабинет Комба, в конце концов, вынужден был отказаться от власти и передать кормило правления в руки менее скомпрометированного товарища по кабинету. Эта перемена имеет несравненно более моральное, нежели политическое значение. Власть над страной остаётся всё у тех же политических партий, она только передана другим представителям последних. В сущности произошло лишь частичное обновление персонала, но не изменение программы правительства, не перемена направления его деятельности. Нынешний министр-президент заведовал портфелем финансов в кабинете своего предшественника, многие из членов последнего сохранили свои портфели под председательством Рувье, притом не только такие крупные политические деятели, как руководитель внешней политики французской республики, Делькассэ, но даже и такие любимцы фортуны, как бывший биржевой маклер Берто, неожиданно для себя дебютировавший в роли военного министра.
Программная декларация нового кабинета и речь его президента Рувье посвящена главным образом всё тому же вопросу о шпионстве и доносах, но разрешает его в смысле прямо противоположном тем речам, которые до сих пор раздавались с министерской трибуны. В декларации, прочитанной в парламенте 14-го января, новое правительство выражает глубокое сожаление о мерах, осуждённых палатой (т.е. об организации масонского шпионата) и осуждает их со своей стороны самым твёрдым образом. Правительство, по его словам, решило искать необходимых для управления средств исключительно у законных и постоянных органов администрации, не прибегая ни к какой новой организации вне существующих учреждений.
В своей первой речи к палате новый министр-президент заявил, что, опираясь на большинство левой, он не отказывается от мысли о введении подоходного налога и намерения добиваться отделения церкви от государства, однако же «отнюдь не нарушая принципы свободы совести».
Коснувшись доносов, Рувье осудил факты, которые взволновали всю Францию, и просил у палаты нравственной амнистии в интересах страны, взамен чего обещал не прибегать ни к собранию секретных сведений, ни к услугам доносчиков.
Судьба павшего французского кабинета постигнет, видимо, и английский кабинет Бальфура. Внутренняя жизнь Великобритании за время парламентских каникул ознаменовалась серию частных выборов в палату общин, очень неблагоприятных для правительственной партии и указавший на быстрый численный рост оппозиции в стране. По священным обычаям, имеющим в Англии силу неписаного закона, быстрый рост оппозиционных голосов указывает на непрочность нынешнего министерства, хотя не даёт права ожидать распущения парламента и назначения новых общих выборов. Всего лучше формулировал положение министерства орган либеральной партии «Daily News» в одной фразе: «Собравшемуся парламенту надлежит исполнить единственную обязанность – разойтись». На это консервативный «Times» возразил, что даже предвидение скорой смерти не оправдывает самоубийства.
Лорд Спенсер, которого прочат в премьеры предполагаемого либерального кабинета, опубликовал следующий манифест либеральной партии: «Безусловное отклонение системы таможенного покровительства и реторсионных пошлин, а также всяких ввозных пошлин, налагаемых с иными целями, кроме фискальных. Полный общественный контроль над школами, содержимыми на общественные средства, и отмена всяких вероисповедных критериев для учителей. Ограничение «приобретённых интересов» (в виде частных монополий по питейной торговле). Общая реформа обложения земель и зданий. Расширение принципа третейского разбирательства споров и выработка способов для «уменьшения шансов войны». Самое широкое представительное правление и ответственное правительство в колониях. Исполнение всех финансовых обязательств, взятых на себя англичанами относительно колоний и их граждан в конце войны с бурами. Прекращение ввоза законтрактованных китайских кули. Расширение полномочий органов местного самоуправления. Распространения на Ирландию «в надлежащий момент» принципа самоуправления. Восстановление права рабочих на стачки и безопасность трэд-унионистских фондов. Расширение закона о вознаграждении рабочих за увечья. Бережливость в государственных расходах». При этом особенно имеются ввиду военные расходы.
Благодаря миролюбию либеральной программы, возможная в будущем перемена кабинета в Англии имела бы не только местное, но и мировое значение. Особенно важна она для нас. Она сулит в ближайшем будущем некоторое смягчение традиционной вражды английской дипломатии к России. Само консервативное правительство Бальфура признало, что в своих завоевательных поползновениях в Средней Азии оно зашло слишком далеко и под давлением общественного мнения было вынуждено отказаться от заключения тибетского договора, ловко взвалив всю вину и ответственность на увлёкшегося до забвения инструкций полковника Юнгхзебанда. Переход власти к либералам угрожал бы и прочности англо-японского союза. Японофилы заблаговременно требуют от них обещаний в верности договору, но либералы молчат. Либеральная печать в лице «Westminster Gazette», гарантировала соблюдение договора, пока продолжается война, заранее отказываясь от расширения его и возобновления на новый срок. По словам этой газеты, либералы вовсе не предполагают видеть Англию в вечном союзе с Японией против России. Несомненное миролюбие…сказавшееся уже и в мирной развязке гулльского инцидента, поможет им направить политику Британии на новый курс.

 Отправлено: 19.12.06 14:19. Заголовок: Re:

№7(19 февраля 1905 года).
Содержание: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Стихотворение К. М. – На войне (от нашего специального корреспондента). – П. И. Вейнберг. – Смесь. - Объявления.
Фото: На «Путиловской сопке». – Капитан Е. Г. Котлубай (в сюртуке), взорвавший в районе расположения японцев кумирню перед «Путиловской сопкой». Рядом – подполковник И. Г. Хрусталёв, командовавший отрядом в этом деле. – На «Путиловской сопке». Наблюдающие. – Развалины деревни Чиндзялиндзя впереди «Путиловской сопки», где японцы оказали последнее сопротивление нашим войскам. – «Путиловская сопка». Ёлка на передовой позиции. – Братская могила впереди «Путиловской сопки». – Генерал Путилов у своей землянки на «Путиловской сопке». – «Путиловская сопка». Иллюминационные фонари, горевшие под Новый год. – Новый год на «Путиловской сопке». Под снежным покровом. – «Путиловская сопка». 1-я батарея 7-й артиллерийской бригады, отличившаяся при взятии сопки, с командиром батареи полковником В. В. Ивановым, офицерами и 11-ю нижними чинами, награждёнными Георгиевскими крестами. – «Путиловская сопка». Место, где похоронены павшие в бою японцы. – «Путиловская сопка». Знамя 19-го полка. – Ха-ю-схай, оруженосец и переводчик. – Высматривание неприятельских позиций с воздушного шара у деревни Гудзядзы. – Офицеры, прибывшие с Дальнего Востока и находящиеся на излечении в Биржевой больнице в Петербурге. Поручик 85-го пехотного выб. полка Берсенев, раненый 30 сентября 1904 года. Поручик 1-го восточно-сибирского полка Абрамов. Сестра милосердия Е. К. Мегар. Подполковник 36-го восточно-сибирского стрелкового полка Кошелев. – Рождество на позициях. Христославы со звездой – в 33-ем пехотном елецком полку, в деревне Бенсипу. – Отец Михаил, священник санитарного отряда Е. А. Вороновой, в походе. – Церковь 146-го царицинского полка у деревни Эрдагоу, близ передовых позиций. – Молебствие на позиции у деревни Эрдагоу, в отряде генерала Мищенко, вернувшемся после беспрерывных девятимесячных боёв. Священник отец Голубев произносит приветственное слово. – Общий вид Сенатской площади, на которой совершено было 4-го февраля злодейское убиение Великого Князя Сергея Александровича. Вдали – у Никольских ворот, видно огороженное место убиения. – Крест, водружённый на месте убиения Великого Князя Сергея Александровича, у Никольских ворот. – У Чудова монастыря, в Кремле, где покоятся смертные останки Великого Князя Сергея Александровича. – Вас. Ив. Немирович-Данченко на театре военных действий в деревне Хуаньшань. – П. И. Вейнберг, избранный в почётные академики (по разряду изящной словесности).

 Отправлено: 19.12.06 14:20. Заголовок: Re:

На войне (от нашего специального корреспондента).
Ёлка на передовой позиции.
От Новгородской сопки (бывшая «Сопка с деревом») вправо, т.е. к западу, проходит небольшой горный кряж, круто спускающийся к речке Шахэ и оканчивающийся небольшой сопкой неправильной формы с крутыми обрывистыми склонами.
Это и есть знаменитая Путиловская сопка, представляющая собою очень важный опорный пункт наших позиций, потому что в тылу её расстилается равнина на далёкое пространство, открытая для неприятельских выстрелов.
Этим объясняется экстренное занятие её нашими войсками в ночь кровавого боя с 3-го на 4-е октября. Подробности этого боя уже известны, прибавлю только ещё раз, что сопка была взята без выстрела – неприятель был выбит одними штыками.
Сопка ежедневно обстреливается японцами. Как только солнце осветит её нижние склоны, хорошо пристрелявшаяся неприятельская артиллерия начинает посылать на неё свои шимозы. Даже дорога, ведущая к Новгородской и Путиловской сопкам, постоянно обстреливается. Вся долина, а также её южные, то есть обращённые к неприятелю, склоны гор прекрасно освещены солнцем, в то время, как обращённые к нам северные склоны японских сопок остаются в тени. Наблюдения в их сторону очень затруднительны против света, и вся долина и горы кажутся в тумане.
Стоит только на нашей дороге показаться группе всадников или небольшой партии пеших – вдали раздаются выстрелы, и гранаты рвутся вблизи и на самой дороге, причём дальние снаряды залетают на расстояние до двух вёрст.
Я ехал с двумя вестовыми-стрелками и своим переводчиком-китайцем, мальчиком лет 14-ти, но лихим наездником.
Мы были уже верстах в четырёх от сопок, когда вдали показалась пехотная колонна. Это была партия, возвращавшаяся с земляных работ в окопах. Движение её было замечено японцами, и её стали обстреливать.
Мой юный переводчик, Ха-ю-схай, мечтавший побывать под выстрелами, был в восторге. Он следил за шипящим полётом невидимых снарядов и очень удивлялся, что они рвутся раньше, чем прекращается звук их полёта.
Мы остановились, чтобы переждать канонаду, но прошло минут десять – колонна уже вышла из-под выстрелов, а шимозы продолжали рваться по сторонам, причём некоторые стали перелетать через нас. Тогда я решил проскакать вперёд и быстрее добраться до сопок. Ха-ю-схай, очень довольный таким решением, пошёл карьером впереди, но я сейчас же убедился, что сделал ошибку. Мы своим карьером подняли на дороге такую пыль, закрыв ею самих себя, что издали нас можно было принять за целый эскадрон. На пути ещё несколько снарядов благополучно перелетели через нас, и, наконец, мы были у реки.
Перед нами Новгородская сопка, но наш путь вправо. Перебравшись через реку, мы пошли вдоль крутого откоса, защищающего от выстрелов. Везде за уступами сидят группами солдаты какого-то полка и любуются канонадой. По крутому скату пробираться верхом уже неудобно, и мы слезаем с коней. Мои люди остаются на месте, а я иду дальше навести нужные справки. Вижу впереди отдельно прогуливается офицер. Знакомлюсь с ним и спрашиваю, где стоит полк. Оказывается за речкой. Перехожу речку снова, но уже пешком и лавирую между полыньями. По льду навстречу мне пробирается солдат. Канонада не прекращается. Один из снарядов падает в реку и подымает целый фонтан брызг и ледяных обломков. Слышно, как осколки самого снаряда с визгом скользят по поверхности льда и режут его своими острыми краями. Солдатик, слыша эти звуки и желая уберечь ноги, подпрыгивает и падает на лёд, возбудив этим смех и шутки сидящих на берегу.
У самой реки – деревня Сахоян; каменные стены домов разрушены, но в фанзах живут офицеры. В одной из них нахожу знакомых, но тот командир батальона, которого я искал, оказался со своей частью в передовых окопах за Путиловской сопкой…
Незадолго до моего прихода крыша фанзы была пробита шрапнельными пулями, которые были подобраны, и теперь лежали на столе рядом с кучкой московских сухарей. Первый гостинец, то есть свинцовые орешки, были здесь вещью самою заурядною, но московские сухари являлись большой редкостью.
Посидев минут десять и выпив стакан чаю, я собрался уходить, но в это время в дверях появился мой юный переводчик под конвоем двух солдат охотничьей команды.
Оказалось, что он был арестован, как китаец, которым в последнее время запрещён доступ на позиции. Я не знал, что это распространяется даже на прислугу, на держание которой я имею разрешение и за которую я являюсь ответственным лицом.
Офицеры оставили Ха-ю-схая в фанзе, а солдаты ушли, но через пять минут об этом случае было доложено коменданту, и от него пришла бумага с приказанием немедленно представить захваченного китайца в штаб дивизии. Для конвоирования его были назначены двое конных из охотничьей команды.
Не оставалось ничего другого, как повиноваться, но я не хотел покидать моего верного слугу до решения его участи и решил ехать вместе в штаб дивизии.
Так как он, как переводчик, был ещё моим оруженосцем, то я снял с него все доспехи: сумку, фотографический аппарат, статив и пр., и всё это водрузил на себя.
Один из офицеров, шутя, заметил:
- Ну, брат, твоё дело совсем пу-хау (плохо). Теперь тебе будет кантрами (отсечение головы).
И бедный Ха-ю-схай, так храбро скакавший под неприятельскими снарядами, залился горючими слезами…

 Отправлено: 19.12.06 14:20. Заголовок: Re:

Его стали утешать, но он был уверен, что пришёл его конец.
Когда мы скакали в штаб дивизии, он по дороге украдкой утирал слёзы, а когда мы слезали с лошадей у помещения штаба – он стал целовать мои руки, решив, что видит меня в последний раз.
За год компании я довольно нагляделся на китайцев, состоящих на службе у русских, и пришёл к убеждению, что едва ли найдётся слуга более верный и преданный своему хозяину, чем китаец или «бой», как их здесь называют, если – прибавлю мимоходом – к нему относиться по-человечески…
В штабе дело уладилось, как и надо было ожидать. Начальник штаба, полковник Самойлов объяснил мне, что не только личной прислуге, но и тем китайцам, которые состоят на службе в наших военных транспортах, запрещено приближаться к позициям.
Мера в высшей степени предусмотрительная, и под впечатлением такого положения вещей, память невольно переносилась к делам минувших дней, когда под Ляояном в фортах работали сотни китайцев…между тем, как туда же был запрещён доступ нашим офицерам…Но всё хорошо, что хорошо кончается.
Юного китаёза отпустили с миром, и он под наблюдением одного солдата был направлен в место моего жительства, деревню Гудзядзы, а я вернулся обратно к Путиловской сопке.
Прибыв опять в деревню, я встретил капитана Е. Г. Котлубая, который взорвал в самом расположении японских войск кумирню, служившую хорошим наблюдательным пунктом и из которой японцы навыбор выбивали наших людей из передовой линии перед Путиловской сопкой.
Когда вызвали охотников на это дело, Котлубай согласился, с условием, если прикрытием будет командовать его батальонный командир подполковник Хрусталёв.
Предприятие удалось как нельзя лучше. Успех его, таким образом, делится между этими двумя офицерами.
Капитан Котлубай с 45-ю охотниками своей 12-й роты выбил японцев из кумирни и ближних окопов и держался под огнём до тех пор, пока партия сапёров закладывала мины. Затем, они поспешно отошли, и кумирня взлетела на воздух.
С попутчиком-офицером идём на сопку. Против неё через реку полуземляной, полудеревянный мост. От реки до сопки ровная площадка сажень в триста, которая ежедневно обстреливается. Её здесь называют «Долина Смерти». Повсюду видны глубоко вырытые воронки от действия лиддитных снарядов.
Сама сопка имеет вид удлинённого кряжа параллельно фронту позиций с концами, загнутыми к реке. Внутренние склоны её не освещены солнцем и издали тонут в тумане от дымков из землянок, которые лепятся здесь, как птичьи гнёзда.
Обитатели сопки – 19-й восточносибирский стрелковый полк, участвовавший во взятии сопки 3-го октября и с тех пор оставшийся здесь на жительство, командир полка полковник Сычевский, командиры батарей, стоящих здесь, и, наконец, генерал П. Путилов, командовавший отрядом, взявшим сопку, именем которого она и названа.
Подымаюсь прежде всего в землянку к Путилову. Взбираться приходится по крутым ступеням, вырубленным зигзагами по крутому склону горы. Над землянкой генерала, уступом выше, знамя 19-го полка с часовым. При входе в самою землянку также часовой. Генерал, по своему обыкновению, в белой солдатской рубахе, одетой поверх кожаной тёплой тужурки.
В землянке более чем тесно, так как она приспособлена для одного, и к тому же не на чем сидеть. Несмотря на это, тут человек пять офицеров. Беседуют стоя. Сам генерал сидит на своей койке. Окон землянка не имеет и освещается стеариновой свечкой.
- Чем тебя угощать? – встречает он меня. – Хочешь орехов, если зубы крепкие? – И при этом достаёт из ящика китайского стола горсть шрапнельных пуль и мелких осколков гранат. – Самые свежие, сегодня японцы прислали как раз к моей землянке… - Вот пришли гости – продолжает он: - а угощать нечем; сам знаешь, какое у нас тут хозяйство…
Я заявляю, что иду к подполковнику Иванову, командиру 1-й батареи, а зашёл мимоходом, спросить, когда можно будет сфотографировать его, т.е. самого Путилова.
- Хоть завтра. Ты здесь ночуешь?
- Ночую.
- Чудесное дело! Всей компанией и снимемся. Да чтоб веселее было, под музыку! Как начнётся канонада, засвистят шимозы…ты нас и сними…Любопытно будет потом посмотреть на фотографию, какая у кого рожа выйдет!…
И генерал, весьма довольный своей выдумкой, громко расхохотался.
Я стал уходить, но он остановил меня.
- Постой, сегодня у нас ёлка…Ты знаешь?…Да не тут, а там – за сопочкой…поближе к японцам…
- Знаю, я для того и приехал…
- Отлично, а теперь ты идёшь к Иванову? Чудесный человек. Пойдём к нему вместе. Он хоть меня и не звал, думаю, не обидится, если я приду к нему в гости. Этим я двух зайцев сразу убью – от гостей избавлюсь под благовидным предлогом и поужинаю…Ведь у Иванова будет ужин?
- Будет.
- Идём.
Генерал уже одел свою мятую фуражку и взял в руки железную палку, с которой всегда ходил (стержень от японского горного орудия), но в это время в землянку вошёл солдат с бумагами. Путилов опять сел на койку и стал прочитывать и подписывать бумаги. Последним оказался большой лист, сложенный в несколько раз и весьма странной внешности: на нём виднелись какие-то рисунки.
- Это откуда? – спросил генерал.
- Так что, ваше превосходительство, из сторожевого поста доставлено, из рощи, что впереди деревни…
- Ну и затейники…Это японцы завели с нами переписку, - прибавил он, обращаясь ко мне. – Вчера воздушный змей запустили к нам, да на хвост нацепили открытых писем, а теперь вот целую газету прислали, с картинками.
И, всмотревшись внимательно в лист, генерал громко расхохотался.
Вот что содержал в себе этот лист.
В левом углу, внизу, наивным рисунком изображены сидящие за столом, уставленным кушаньем и бутылками, офицеры вперемешку, русские и японские. Различить их можно, конечно, не по лицам, которые у всех на один лад, а по форме фуражек. Над ними, отдельным рисунком, русская церковь ночью, окна изнутри освещены, а над нею полукругом крупная надпись: «С Новым Годом!».
В правом углу освещённая ёлка, кругом которой танцуют пары: японские офицеры с дамами в европейском платье (весьма отсталой моды – с турнюрами) и русские офицеры с японскими дамами, и над этой трогательной картиной, тоже сводом, крупная надпись: «Христос воскрес!».
Ошибка довольно крупная, тем более, что весь текст, которым занята вся середина листа, написан очень связно и вполне грамотно. Ввиду его пространности привожу его в извлечении.
«Русские солдаты! Вот уже скоро год, как мы с вами ведём кровопролитную войну. Но это зависит не от нас…». Тут, очевидно, тонкий политический намёк. «Мы знаем, что в настоящие дни у вас большой праздник вашей церкви, а непосредственно за ним ваш Новый Год. Мы уважаем вашу религию, которая, как нам известно, запрещает кровопролитие, и если эти дни вы хотели бы провести в мире и спокойствии, то мы предлагаем вам не стрелять по вашим позициям с условием, конечно, что и вы не будете открывать огня…».
Этим кончается первая половина текста. Хотя это и очень курьёзно, но не переходит границы оригинальности. Зато во второй половине неизвестные японские корреспонденты пересолили. Тут они уже прямо приглашают русских воинов к себе в гости, соблазняя всякими прелестями жизни на своей родине. «Довольно проливать крови, подадим друг другу руки и заключим мир». Как будто мир между воюющими армиями заключают через фельдфебелей и отдельных начальников. Чтобы не терять драгоценного времени, японцы предлагают желающим прибыть к ним, по-приятельски, на этих же днях, на праздниках, и обещают устроить для русских солдат великолепную ёлку.
А пока что, они во всяком случае желают нам весело провести наступающие дни. И в заключении послание кончается словами: «С Новым Годом!» и «Христос воскрес!».
И текст, и рисунки литографически отпечатаны с камня – значит, листы приготовлены во многих экземплярах и, очевидно, посылаются к нам с ведома военного начальства. Что всё это весьма наивно – излишне прибавлять.
Интересен способ доставки к нам этих корреспонденций.
Перед Путиловской сопкой идут ряды наших окопов. Самые передовые находятся уже совсем близко к передовой линии японцев, - приблизительно шагов на 400, но во всяком случае настолько близко, что слышны команда, разговоры и кашель. Иногда у нас кто-нибудь закашляет, а оттуда его передразнивают. Высунуть головы из окопа нельзя – бьют наверняка. В первое время запрещалось разводить огонь в окопах, чтобы дымом не привлекать выстрелы, но теперь наши укрепления и неприятельские настолько стали известны обеим сторонам, что дымки потеряли всякое значение, и огонь разводят как у нас, так и у японцев. Никому не обидно, а главное – тепло.
В некоторых местах расстояние между передовыми линиями больше, но зато сторожевые посты находятся друг от друга в нескольких десятках шагов.
На нейтральной полосе есть жиденькая рощица, которая поочерёдно занимается то нашими постами, то японскими. Ночью сидят наши, японцы же с приближением их отходят, во избежания столкновения врукопашную, а с рассветом наши уходят, так как это место обстреливается из ближних японских окопов, и на смену нашим становится их сторожевой пост.
Вот тут-то и оставлялись японские письма, которые ночью забирались нашими.
Нужно, кстати, добавить, что впечатление от этих писем на солдат совершенное обратное тому, которого очевидно ожидали японцы. Некоторых это забавляет своей наивностью: «дурака валяет японец», а некоторых это злит: «ровно к малым ребятам обращается…».
Восточнее Путиловской сопки был и такой случай: офицер со своей частью занимал пост на такой же нейтральной полосе и ежедневно в известные часы уходил, а его место заступал японский офицер со своей частью. Вскоре этот последний стал оставлять записки с разными любезностями по адресу русского офицера и, наконец, заявил желание с ним познакомится и назначил ему на том же месте свидание. С разрешения начальства, наш офицер направился на свидание. Солдатам, разумеется, приказано было по ним не стрелять, как с той, так и с другой стороны, и два врага на глазах у всех дружелюбно разгуливали под руку в течении четверти часа и беседовали на французском языке о разных предметах, исключая военные события…
Мы с Путиловым отправились в землянку к полковнику В. Иванову, где уже был приготовлен ужин. Тесно, но зато тепло. Кроме полковника тут были ещё трое его офицеров, да трое вестовых. На очень тесном пространстве, таким образом, едва-едва в пору троим – разместились шестеро, причём для генерала нашлось даже почётное место.

 Отправлено: 19.12.06 14:20. Заголовок: Re:

Ужин был по обстоятельствам времени вполне роскошный: бифштекс немного жёсткий, но зато горячий, сосиски из консервов, но из хороших рижских консервов, даже хлеб был почти свежий, испечённый не дальше, как четыре дня тому назад. Кушанья приносились откуда-то из таинственной мглы Путиловской сопки.
- Где Ваша кухня? – спрашиваю у полковника.
- А там, под сопочкой, есть такое местечко, где нам стряпают.
Ну, если есть такое место, стало быть, жить можно.
Землянка полковника стоит у западного ската сопки и прекрасно обстреливается японцами.
- Сегодня, - рассказывает он: - незадолго до вашего прихода, снаряд упал около самого входа…и ничего…благополучно. Меня не было – я был с офицерами на батарее, здесь оставался один вестовой. Осколком выбило стекло, он же пролетел мимо уха вестового и ударил в трубу…
- Он и посейчас здесь, - заявил вестовой и взял с кирпичной печки узкий и длинный, вершка в три, стальной с колючими неровными краями осколок гранаты.
Мы кончали ужин, когда пришёл офицер 19-го полка с известием, что ёлка зажжена и нас ожидают.
- Ну, вы, други, идите на ёлку, а у меня есть дело. Я буду салютовать вашей ёлке, - сказал Путилов, и мы все вышли из землянки.
Узкий серп луны уже скрылся за горизонтом, и наш путь освещали звёзды.
Ночь была тёмная и тихая. Слегка морозило. Приходилось идти очень осторожно, чтобы не попасть на проволочные заграждения. У окопов дежурные нас окликали.
Впереди ни у нас, ни у японцев, ни огонька. Но они, несомненно, имеются и разводятся в глубине окопов.
По дороге перед нами вырастает громадная фигура неопределённой формы.
- Кто идёт? – спрашивает полковник.
- Солому несу, - отвечает голос солдата, который весь закрыт громадной охапкой соломы.
- Откуда?
- От японцев…
Мы пошли дальше.
- На днях тут был такой случай, - заметил полковник: - Эти японцы нет-нет, да что-нибудь и выкинут, и нельзя отказать им в изобретательности. Но дело вот в чём: наши молодцы так втянулись в боевую жизнь, что между ними стало обычаем показать лихость пройтись по открытой площадке перед японскими окопами. Впрочем, начальство запрещает такую бесцельную храбрость, но бывают случаи, когда пробраться далеко вперёд необходимо. Например, за соломой. На нейтральной полосе есть кое-какие остатки срезанной соломы, ну, и конечно, добыть её охотников находится сколько угодно. Вот вечером и отправилось человек пять из полка. Набрали по охапке соломы и назад. На другой день пошла другая партия, но не дошли до соломы, как увидели, что их предупредили товарищи, которые уже с соломою шли к ним навстречу. Были сумерки, да и за охапками лица были скрыты.
Наши окликнули, чтобы узнать, кто из товарищей их предупредил, однако, не получив ответа, прошли дальше, и только отойдя шагов на десять вперёд, убедились в своей ошибке. Встречные оказались японцами и бросились сзади на наших. Произошла схватка, по линии затрещал ружейный огонь, один японец был убит, кажется, своими же, остальные разбежались, а наши благополучно вернулись обратно, не забыв захватить солому…
Мы подходили к разрушенной деревне, над которой из-за стены виднелся свет, там и была ёлка.
На небольшой площадке, бывшей ещё недавно двором китайской фанзы, стояло деревце аршин в пять высотою: не то ель, не то сосна. Разноцветные зажженные фонари и большие цветы из бумаги, работа солдатских рук, развешаны на её ветках. Кругом ёлки солдаты, построенные на три фаса, фронтом во внутрь. С четвёртой стороны на полотнище палатки разложены маленькие пакетики с подарками: табак, чай, мыло и т.п., на каждом пакетике билет с нумером для розыгрыша незатейливых сюрпризов.
Тут же хлопочут офицеры. С нашим прибытием хор песенников, сгруппированных вместе, запел хоровую. Песня разнеслась по равнине и несомненно была слышна в японских окопах. Мы поминутно ждали, что по ёлке откроют стрельбу, но японцы оказались верны своему слову.
После двух-трёх песен гармонист заиграл хитрый ритурнель, и между солдатами началось волнение. Кавалеры, не выходя из строя, приглашали дам.
- Ну что же вы не пляшете? Кузавкин, выходи… - сказал капитан Г.
Из строя вышел маленький юркий солдатик из молодых и подошёл к другому громадного роста, с рыжею бородою, в полушубке и тяжёлых валенках.
- Болтняк, иди.
Но Болтняк упирался, по-видимому из застенчивости, как оно ему и полагалось, потому что он был за даму.
Поломавшись немного, он, наконец, выступил вперёд и пошёл крутиться со своим кавалером, сколь возможно грациозно подымаясь на носки своих громадных валенок.
За ними пошли другие пары, и вскоре вся площадка между строем до того заполнилась танцующими, что они сбивались в кучу и больше вертелись на месте…
Танцевали польку.
- Что же вы русскую не пляшете? – спросил кто-то из офицеров.
- Полька интереснее, ваше высокоблагородие.
- Одежда неподходящая, - заметил другой голос.
Танцы были в полном разгаре, когда вдруг над самым ухом грянули выстрелы из орудия.
- Это наши! – сказал офицер, - Генерал приказал салютовать нашей ёлке.
Действительно, это стреляла наша мортирная батарея, которую Путилов велел выставить значительно впереди линии остальных батарей сопки.
Один за другим стали грохотать выстрелы, но танцы продолжались по-прежнему.
Несколько солдат вышли из строя и пошли за каменную изгородь. Я тоже вышел из двора, чтобы посмотреть место вспышек стрелявших орудий.
- Одной ногой другую подгоняй, оно и выйдет ладно…- слышу разговор и, наконец, различаю в темноте группу солдат, которые делают репетицию танцам.
А мортиры стреляют вовсю. Огненные языки вспыхивают в темноте, грохот выстрела и поющий звук снаряда, который невидимо несётся к неприятелю, понемногу затихает, и секунд через 10 новый удар его разрыва и опять тишина.
В эти промежутки тишины со стороны японцев можно расслышать отдельный неясный шум, голоса команды и странные звуки, похожие на звон гонга.
- А япошки, пожалуй, нам этого не простят, - слышу сзади себя голос полковника.
- Вы думаете, начнут стрелять?
- Весьма вероятно…
Постояв ещё минут пять, мы, не сговариваясь, пошли обратно к сопке, заходя в тыл батареи.
- Если начнут стрелять по ёлке? – полюбопытствовал я.
- Людей рассадят по окопам и землянкам, но вероятнее, что они откроют огонь по батарее…
- Т.е. как раз по тому направлению, по которому мы идём?
- Как раз…
- Удовольствия мало…Никогда в жизни я не был приглашён на ёлку с опасением быть убитым лиддитовым снарядом.
- И если бы Вам год тому назад на ёлке в Петербурге кто-нибудь нарисовал такую картину…
- То я бы его признал сумасшедшим.
Философствуя таким образом, мы, как на грех, ещё и заблудились между окопами и разными заграждениями, и в конце концов вышли почему-то с другой, восточной стороны сопки.
Японцы сдержали своё слово и не отвечали на наши выстрелы.

 Отправлено: 19.12.06 14:21. Заголовок: Re:

Переночевав в землянке полковника Иванова, я на другой день, как и остальные обитатели землянки – офицеры, проснулся поздно – часов в 9. Ночью долго не спали, ожидая общей канонады.
После чая, часов в 11, я пошёл разыскивать Путилова, но в землянке его не было. Он отправился вперёд, узнать о результатах действия мортир. Как потом оказалось, мортирные снаряды произвели в японских укреплениях сильные опустошения.
Я поднялся на верхушку сопки на наблюдательный пункт. Тут кроме дежурного наблюдающего – артиллерийского офицера, всегда встретишь кого-нибудь из офицеров – обитателей сопки. Изредка приезжают и посторонние офицеры, из новых, желающие получить боевое крещение, потому что канонада по сопке бывает ежедневно.
Наблюдающие стоят, конечно, в окопе, из которого выставляется одна голова. На бруствере укреплена хорошая труба, собственность генерала Путилова, в которую желающие могут любоваться на японцев.
Вид на японские позиции унылый и мертвенный. Вот разрушенная деревня, которая обнаруживается высоко торчащими трубами фанз, разрушенных до основания. Это деревня Нанганза, занятая японцами. Вот ближе деревня Гоусандягоу, в которой сидят наши. Левее площадка, освещённая солнцем, по которой красиво извивается тропинка, но по этой тропинке безнаказанно пройти нельзя – рядом японские окопы. Вон правее и дальше в тумане возвышается сопка Хаутхай, сильно укреплённая японская позиция. По наблюдению артиллеристов, там поставлено много орудий.
И странно, когда на этом унылом пейзаже появляются живые фигуры.
От деревни Нанганза идёт небольшая возвышенность, на гребне которой неожиданно появились человек десять японцев, начавших рыть там окоп. Видно было, как они быстрыми движениями высоко подбрасывали лопатами землю.
Артиллерист сейчас же сообщил об этом по телефону на ближайшую батарею, и по японцам немедленно был послан снаряд. Как только звук выстрела долетел до японцев, они сейчас же попрятались. Перелёт. Фигурки опять вышли и принялись за работу, как ни в чём не бывало. Второй выстрел – недолёт, но третий оказался удачным, и фигурки более не показывались.
- А Вы видите там батарею? - спросил меня кто-то из офицеров.
- Вижу.
- Это чурбаны.
- Как чурбаны?
- Обыкновенные деревянные чурбаны. У них тут стояла батарея и, когда мы её обнаружили, они отвели её в другое место, а здесь поставили замаскированные чурбаны, рассчитывая, что мы будем по ним стрелять. Когда они стреляют из другой, скрытой батареи, то здесь делают искусственные вспышки и поднимают пыль, чтобы обмануть нас. Всё это очень хитро придумано, но мы на уловку не поддались…
Стоя на сопке, я имел не совсем приятное удовольствие убедиться, что японские пули достигают даже сюда, и что между японцами есть, очевидно, нахалы, которые стреляют по наблюдающим. Я безмятежно смотрел в бинокль, когда мимо моего уха что-то просвистало. Я не обратил на это внимание, но стоящий рядом со мной офицер заставил меня обернуться, указывая на задней стене окопа блестящую точку. Это была двухлинейная японская пуля, которая воткнулась в мёрзлую землю и блестела на солнце своим донышком. Я вынул её и взял себе на память.
Местность впереди сопки ярко освещалась солнцем. Мне захотелось прогуляться по окопам, зайти в разрушенную деревню и сделать снимок со вчерашней ёлки. Нашёлся попутчик – офицер 19-го полка, и мы пошли.
- Вы не особенно увлекайтесь, - предупреждали меня оставшиеся офицеры: - там летают пули.
Разрушенная деревня Чиндзялиндзя находится сажень на триста впереди сопки. Частью она была сожжена при взятии сопки, а потом ещё разрушена нами же, чтобы не мешала работе наших батарей. В уцелевших стенах видны бойницы, из которых японцы отстреливались, сделав себе из деревни последний опорный пункт.
На улицах до сих пор валяются растоптанные японские фуражки, полотняные чулки с пришитой подошвой, башмаки с большими гвоздями и обрывки разной одежды и белья.
Японцы в этой деревне бились в каждой фанзе и в плен не сдавались. Некоторые, ища спасения, заползали в натопленные каны и их, уже задохнувшихся от дыма, вытаскивали оттуда за ноги.
Несмотря на безлюдный вид, деревня, однако, обитаема: на дворике, где стоит ёлка, нарыто несколько землянок, здесь живут офицеры. Мало того, тут же в углу из уцелевшей фанзы устроили баню – это в расстоянии ружейного выстрела от неприятеля.
Далее оказалось, что проходы между развалинами, бывшие прежде улицами деревни, носят теперь громкие названия.
- Та улица, по которой мы сейчас шли параллельно фронту – это Кузнецовский проспект – пояснял мне мой спутник, - По имени командира батареи. Здесь, когда стемнеет, мы прогуливаемся. Есть у нас Неклюдовский переулок, Самохваловская улица (Самохвалов был ранен в этом бою), место, где люди обедают, называется Сытая площадка. Наконец, баня – не просто баня, а Бани Гусаревича, по имени командира 6-й роты, который их устроил.
Около ёлки собрались бывшие поблизости солдаты, и почти все оказались георгиевскими кавалерами. Я их сфотографировал и пошёл к братской могиле, где похоронено сто человек наших убитых в этом бою. На могиле наложены камни и поставлены три креста.
Со стороны японцев стали пощёлкивать ружейные выстрелы. Мы очень увлеклись в своей прогулке, люди стали слишком обнаруживать себя. Это надо было прекратить, и мы стали пробираться обратно.
На сопке я встретил генерала Путилова.
- Будем сейчас сниматься, - сказал я.
- В каком месте?
Весь северный склон горы, где мы стояли, находился в тени. Лучи солнца едва скользят по нему, а потому я выбрал небольшой холмик, который находился слева, несколько отступя к реке и хорошо освещён.
Мы уже направились туда, но по дороге Путилов захотел зайти к полковнику Сычевскому. Я тоже вошёл в землянку, и мы пробыли в ней минут пять. После этого мы вышли и, спускаясь с горы, стали приближаться к бугорку.
В это время над сопкой пронёсся снаряд и ударил в самый бугорок, на котором мы рассчитывали расположиться. Мимо проезжала повозка. Она была разбита, а лошади бешено понеслись по Долине Смерти.
Мы с генералом остановились. Только благодаря случаю мы избежали жестокой опасности. Не вздумай Путилов зайти к Сычевскому, мы в минуту падения снаряда были бы на бугорке…
- Надо обождать, - сказал генерал.
После первого снаряда разлетелся второй, за ним третий и…пошла потеха…по обычной программе дня на Путиловской сопке.
Мы поднялись к землянке генерала и встали у входа; к нам присоединились несколько офицеров. Японцы стреляли лиддитными снарядами. Стреляли и беглым огнём, и залпами. По «Долине Смерти» носились чёрные дымки рвущихся снарядов. Некоторые из них рвались на вершине сопки, и тогда над нашими головами, как порыв вихря, проносились осколки гранат, камни, причём некоторые падали у наших ног.
- Железный град! – говорил генерал, но не входил в землянку.
Для меня в эту минуту тесная землянка казалась земным раем, но скрыться туда мне не позволяло самолюбие. Тяжёлое, гнетущее чувство щемило душу, но я всеми силами старался не обнаружить этого, точно так же, как и кругом себя я видел лица спокойные и даже довольные всем происходящим.
Думаю, однако, что всякий человек, у которого есть нервы и впечатлительность, не может быть совершенно равнодушен к военной опасности, потому что эта опасность есть самая неумолимая из всех опасных положений. Поражения боевым огнём бывают самые неожиданные и подчас нелепые.
Приведу пару случаев.
Во время бомбардировки Путиловской сопки на гребне стояло несколько солдат, которые комично отмахивались папахами от летавших над их головами снарядов. Никто из них не был задет, между тем как один снаряд ударил в землянку, в которой скрылось несколько солдат, и там разорвался. В результате семь человек было ранено и один убит наповал.
Другой случай: снаряд ударил в вершину сопки, не разорвался, рикошетировал, перелетел долину и реку и в обозе, вне сферы огня, оторвал голову солдату, который безмятежно спал под походной кухней.
Таким образом, расчёт безопасности в бою не имеет значения.
Опасность ожидает всякого и нервы это чувствуют, и потому тайна храбрости состоит в умении скрыть свою впечатлительность и подавить волнение. При такой оценке храбрость нисколько не умаляется, а наоборот, является сложной душевной функцией, ещё более достойной и сильной.
Кстати, тут же на сопке, во время канонады нам пришлось быть свидетелями сцены, участником которой явилось существо абсолютно равнодушное к смерти.
Граната упала в десяти саженях от группы лошадей, которые бешено бросились в сторону, а в расстоянии сажени от того места, где со страшным треском разорвался снаряд, лежал осёл. Он не шевельнулся. Мы считали его убитым наповал. Но вот он лениво поднялся, поводил ушами и лёг на другой бок.
Этого осла, однако, не назовёшь храбрым.
Полковник Иванов пришёл звать меня обедать, но японцы помешали нам.
- Вы пришли кстати, - сказал генерал: - Пошлите-ка им три-четыре очереди. Нужно их заставить помолчать.
Полковник пошёл к своей первой батарее.
Генерал вызвал командира третьей батареи полковника Давыдова и отдал ему такое же распоряжение. Скоро заговорили и наши батареи. Казалось, гора вздрагивает от их грохота, но японцы не прекращали огня.
- Они, кажется, не скоро уймутся, - сказал генерал: - Покуда светло, снимемся тут же, кстати и моя землянка выйдет…
Так мы и сделали. Пришлось фотографировать буквально под огнём.
Батареи отколотили свои очереди, но японцы не унимались. Я прошёл в землянку к В. Иванову, где мы пообедали, имея развлечение через маленькое окошечко в дверях наблюдать за разрывами снарядов.
К вечеру канонада утихла. По сопке послышалась команда: «Заклеивай окна!».
Дело в том, что во время орудийной стрельбы бумага, которой вместо стёкол затянуты окна в землянках, от сотрясения воздуха лопается.
По окончании канонады окна приходится затягивать новой бумагой, для сохранения тепла.
И это ежедневно. Специальное условие обихода Путиловской сопки.
Из обоза мне привели лошадей. Распрощавшись с офицерами, с которыми за несколько дней посещения сопки я сблизился больше, чем с другими людьми за целые годы знакомства, я тронулся домой в свою стоянку, в деревню Гудзядзы, в 12-ти верстах от сопки.
- Знаете пропуск? – крикнули мне вдогонку.
- Не знаю.
- Штык.
«Долина Смерти» отдыхала после дневной канонады, приняв на себя большинство снарядов. Кой-где между узкими грядками бывшего здесь прежде чумизного поля, под лучами луны блестели стальные осколки гранат. На мосту часовой грозно окликает.
- Что пропуск?
- Штык.
И мы с конвойным переезжаем мост и скоро крупной рысью едем по большой дороге к Чансяматуню.
В тишине мы делаем уже полпути, минуем молчаливый Эрдагоу, на котором светятся огни костров, приближаемся к Хуаньшаню…а сзади вдали опять грохочут орудия, и опять разгорается канонада на беспокойной Путиловской сопке…

В. Табурин.
Копи Фу-шунь
11 января.

 Отправлено: 19.12.06 15:29. Заголовок: Re:

s.reily пишет:

цитата:

Переночевав в землянке полковника Иванова

У меня есть книга полк. Е.И.Иванова "Впечатленiя раненаго въ русско-японскую войну". М. 1914. Это не тот Иванов, который в тексте выше - "мой" Иванов ранен под Ляояном.
Но книга интересна. Стоит на очереди на сканирование и вывешивание.

 Отправлено: 25.12.06 14:11. Заголовок: Re:

«Нива» №8 (26 февраля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Его законная жена. Рассказ Р. Киплинга. – Что такое современная боевая позиция? – На войне (от нашего специального корреспондента). – Объявления.
Фотографии: Мобилизация в деревне. Сельский староста вручает повестку призывному. - Мобилизация в деревне. Последняя гулянка в родной деревне. - Мобилизация в деревне. Последний ужин в семье призывного. - Мобилизация в деревне. Родительское благословение перед отъездом призывного на войну. - Мобилизация в деревне. Прощание призывного с сыном. - Мобилизация в деревне. Призывной просит мир не оставить его семью на случай смерти на войне. - Мобилизация в деревне. Прощание призывного с дорогою могилою. - Мобилизация в деревне. Прощай, товарищ! (на фото – поцелуй коню) - Мобилизация в деревне. Прощание призывного с семьёй. - Мобилизация в деревне. Прощание призывного с односельчанами. - Мобилизация в деревне. В далёкий путь! (продолжение предыдущей). - Мобилизация в деревне. Призывной, не принятый по случаю семейного положения, возвращается в свой дом. – Внутренний вид современной боевой позиции. – На современной боевой позиции. – Сторожевая часть на современной боевой позиции. – Внутри современной боевой позиции. – Землянки у деревни Эрдагоу. – Отряд генерала Мищенко на позиции при деревне Эрдагоу, вернувшийся после целого ряда боёв. – Последний поезд товарно-санитарного отряда, отходящий от станции Ляоян. – 11-й сибирский военно-санитарный поезд Её Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Фёдоровны. Перевозка раненых после Ляоянского боя. – Минные заграждения у деревни Эрдагоу. – Санитарный летучий отряд Е. А .Вороновой. – Возвращение с фуражировки. – К приезду раненых. Вагоны конно-железных дорог, приспособленные для перевозки тяжело раненых в Петербург.

 Отправлено: 25.12.06 14:11. Заголовок: Re:

Что такое современная боевая позиция?
Переживаемая нами в настоящее время русско-японская война, представляя собой резкую характеристику войны современной, наглядно показывает нам, насколько бой и по внутреннему содержанию, и по внешнему виду резко отличается от боёв минувших времён.
Помещённые на стр. 155 и 156 снимки представляют общий внешний и внутренний вид позиции полка. Что тут есть похожего на то, что мы привыкли понимать под словом «позиция»? Насколько эта позиция своеобразна по своему внешнему виду, настолько же в высшей степени своеобразна и жизнь в этих окопах-катакомбах.
Японская «позиция» с виду похожа на нашу: вероятно, и жизнь внутри этой позиции напоминает нашу. В общих чертах такая позиция представляет глубокую щель, вырытую на ровной поверхности, глубиною в 2 1/2 – 3 аршина, и шириною в 1 ½ - 2 ½ аршина; на дне этой галереи устроены пещеры, или, вернее - норы, в которых живут офицеры и солдаты, конечно не раздеваясь ни днём, ни ночью. Никакой насыпи или бруствера не допускается, потому что бризантными гранатами японцев он сейчас же будет снесён; чуть кто высунет голову из этой щели, чтобы посмотреть кругом, японцы немедленно открывают огонь. Конечно, и у нас лучшие стрелки дежурят у бойниц и не позволяют японцам любоваться местностью. В норках на дне позиции солдатики кипятят суп и чай.
Одиночный беспрерывный огонь не прекращается целый день и продолжается даже и ночью. Всё-таки, ночью можно выглянуть на свет Божий с более лёгким сердцем, потому что в ночное время гуляют только пули шальные, от которых, положим, не легче, но всё же это не прицельный огонь.

 Отправлено: 25.12.06 14:11. Заголовок: Re:

На войне (от нашего специального корреспондента).
Новый год на Путиловской сопке.
Когда, проведя несколько рождественских дней на Путиловской сопке, я вечером возвращался в Гудзядзы, то решил, что это была моя последняя поездка на сопку. Я уже знал её как свою квартиру, наслушался орудийных концертов, надышался лиддитным дымом и в достаточной степени расстроил свои нервы. На приглашение офицеров встречать с ними на сопке новый год, я ответил уклончиво, но когда 31-го декабря в Гудзядзы местные офицеры начали хлопотать о встрече нового года в обстановке, хотя и походной, но далеко не столь боевой, как там, в первой линии – меня опять потянуло на сопку.
Встретить новый год под выстрелами – на самом боевом пункте позиции, где как раз в эту ночь ждали атаки японцев – это случай, который едва ли может представиться когда-либо в жизни. Помимо того, быть везде и видеть всё своими глазами – участь военного корреспондента. Этих двух соображений было вполне достаточно, и через четверть часа моя верховая лошадь уже стояла у дверей моей землянки. Я захватил в карман пару бутылок Редерера, добытых в лавочке деревни Чаньсяматунь и, в сопровождении одного вестового, направился по дороге к Хуаньшаню.
В Петербурге не принято, чтобы приглашённые приносили с собой вино в карманах, но на позициях успели отвыкнуть от условных тонкостей европейской жизни.
До тонкостей ли после того, когда приходится по три дня не умываться и спать на китайских канах, которые никогда не знали персидского порошка, что, впрочем, было излишне: это могучее для Европы средство, здесь оказалось бы бессильным.
Я выехал в 8 часов вечера. Начинало темнеть, и сгущался туман, который в последние дни обволакивал всю местность вокруг позиций.
С Путиловской сопки всё слышнее и слышнее доносились выстрелы. Весь день, с 6 часов утра, там была жестокая канонада.
Ехать к позициям в туман и в сумерки, вещь не безопасная, потому что, хотя японцы и далеко, но по дорогам устроены проволочные заграждения. Для кого они устроены, сказать трудно. Можно было бы предположить, что для военных корреспондентов, но по тем же дорогам ходят наши войска, и ездят даже офицеры генерального штаба, которым надлежит больше всего заботится о своей безопасности.
Зная о существовании этих проволочных заграждений, я пустил своего вестового, как человека более зрячего, вперёд. Мы ехали полною рысью. Вдруг слышу, мой вестовой что-то кричит, и вижу его нагнувшуюся фигуру. Я моментально делаю тоже самое, и телеграфная проволока сбрасывает мою фуражку.
Мой вестовой, по имени Рудь, слезает с лошади и начинает в темноте отыскивать её. Я же принимаюсь в темноте исследовать положение проволоки. Она пересекает дорогу под углом приблизительно градусов в 45 и протянута (весьма туго) на высоте горла человека, сидящего на лошади. Конному, при хорошей рыси, она с успехом может перерезать горло и лишь, при особом счастье, прорезать рот до самых ушей. Днём внимательный человек эту проволоку увидит, но на основании жизненного опыта оказывается, что в Манчжурии после дня наступает ночь, совершенно так же, как и везде на земном шаре.
Туман сгущался всё более и более. Мы плыли в каком-то молоке без запаха и вкуса. Идти приходилось, разумеется, шагом и притом рядом, потому что на сажень вперёд моего вестового уже не было видно. Чтобы не наткнуться опять на проволоку, он взял винтовку из-за спины и держал её перед собою. Это оказалось не лишним, потому что винтовка скоро коснулась новой проволоки.
Мне казалось, что мы крутим около одного и того же места.
- Да это та же самая проволока: - говорю я своему спутнику.
- Никак нет, это новая. Их ещё много будет, - отвечает он, и в его голосе слышится совершенно неуместная радость.
Мы почтительно нагибаемся под проволокой и едем дальше. Мне казалось, что мы сбились с дороги. В это время на выручку нам послышались выстрелы, но направление их было значительно правее. Несмотря на уверения вестового, что наш путь прямо, я свернул вправо, и мы поехали по колючему гаоляновому полю. Минут десять была тишина, но затем опять грянули выстрелы, и опять правее нас. Очевидно, вестовой держал свой курс. Кроме того, по сторонам дороги в тумане стали возвышаться какие-то строения. Мы ехали по деревне, которая в этом месте нашего пути не должна была находиться.
В эту минуту я с восторгом вспомнил, что взял с собой карманный электрический фонарь. Случай пустить его в дело как нельзя более подходящий. Я не сказал вестовому ни слова о своём открытии и решил его поразить радостною неожиданностью.
Теперь конец нашему блужданию – у нас есть путеводная звезда. Я взял драгоценный предмет в левую руку, между мною и вестовым, и стал отыскивать кнопку. В этот короткий промежуток времени я подумал о человеческой неблагодарности. Когда этот самый фонарь я покупал в экономическом обществе, в Мукдене, и с меня спросили за него шесть рублей, я нашёл, что это дорого, и, скрепя сердце, заплатил деньги. Люди, поглощённые обиходом жизни, не ценят великих изобретений. Теперь я бы за него дал сто рублей и прибавил бы к этому словесную благодарность.
Наконец, кнопка найдена. Я протянул фонарь вперёд, чтобы мгновенным светом рассеять перед нами могильный мрак и…нажал кнопку…
Мне впоследствии не удалось спросить у своего вестового, был ли он поражён неожиданным светом, вспыхнувшим между мордами лошадей, но всё последующее показывает, что главным образом были поражены сами лошади. Эффект получился совершенно неожиданный.
Увидя у своих глаз, необычайный свет, обе лошади, как бешенные, рванулись в стороны, и я почувствовал, что моя берёт какое-то препятствие. Это была полуразрушенная стена двора. Затем что-то больно ударило меня по ноге. Это был столб от навеса. Я протянул руку, и она погрузилась в солому. Затем новое препятствие – арба, через которую лошадь перескочила и помчалась дальше в глубокую тьму. Стремена, которые имеют способность ускользать из-под ног в самую критическую минуту, болтались в пространстве уже с того момента, когда лошадь брала первый барьер, т.е. забор, и уже от этого пункта до арбы я балансировал на ней, как гимнаст на слабо натянутом канате.
Что же касается меня самого, то у арбы я почувствовал, что какая-то неведомая сила разлучает меня с моим верным конём и без всякой предосторожности кладёт меня на жёсткую мёрзлую землю.
Не успел я ещё сообразить, какая часть тела у меня больше всего пострадала, как услышал отчаянный крик моего вестового.
- Хунхуз!! Хунхуз!…
Этого ещё не хватало. Мало было одного несчастья! Мы окружены хунхузами. Я хотел крикнуть вестовому, чтобы он стрелял, но сейчас же сообразил, что это выдаст в темноте моё присутствие. Лучше будет выполнить роль засады. За моей спиной был колодец. Я облокотился на него и вынул из кармана револьвер.
Недалеко кто-то бежал…Я приготовился и решил дорого продать свою жизнь. В темноте бегущего не было видно, но по голосу я узнал своего вестового. Он, очевидно, был на улице, у ворот, где остановился и топтался на месте. Не было сомнения, что он поймал хунхуза.
- Рудь! – крикнул я ему: - Ты поймал хунхуза?
- Так точно!…Поймал!…
Такой конец был самым желательным. Лучше взять в плен, чем проливать кровь. Но мой Рудь, мало того, что гуманно обошёлся с хунхузом – слышно было, как он его гладит и хлопает по шее, ласково приговаривая:
- Но, но, хунхуз!…Ээ! Дурной…но, но, шш…
Тут только я вспомнил, что «хунхузом» зовут его лошадь.
Теперь оставалось привести в известность наши потери. Рудь привязал свою лошадь к сараю, зажёг спичку и стал отыскивать моё присутствие.
- Ваше благородие, шибко ушиблись? – тревожно спросил он, видя меня в беспомощной позе.
Но прежде, чем ответить, мне нужно было самому узнать об этом. Я стал ощупывать бока и почувствовал место совершенно мокрое. Ощущение крови в этих случаях бывает самым неприятным открытием, но теперь она была холодная и пахла шампанским. Из двух бутылок осталась одна. Мы общими усилиями вынули осколки из кармана и пошли отыскивать мою лошадь. Её не было ни во дворе, ни в переулке. Наконец, с помощью зажжённых спичек мы её нашли в соседней фанзе, за разрушенным забором. Для ровного счёта она, очевидно, взяла ещё третий барьер.
Бедный конь всё ещё дрожал и пугливо озирался.
- Вы, ваше высокоблагородие, больше не светите, - резонно заметил вестовой.
Второго такого опыта я и сам не намерен был производить, да к тому же и фонаря у меня в руках уже не было. Я помнил, что он вылетел на свободу одновременно со стременами, т.е. в момент скачка через наружный забор. Нужно было его отыскать. Мы долго копались в груде каменных обломков стены и, наконец, нашли японский шрапнельный стакан и наружный цилиндр моего фонаря со стеклянным колпачком, но без элемента. Он, по-видимому, был потерян навсегда. Рудь попробовал надавить кнопку и, видя, что фонарь не действует, радостно заметил:
- Этак и лучше, ваше высокоблагородие. Кони не будут пугаться.
Я хотел заметить, что фонарь мог бы пригодиться в другой раз, но в это время раздалось несколько отдалённых выстрелов, подозрительно отдалённых и как раз против нас. Вскоре послышались разрывы далеко вправо.
- Послушай, Рудь, - сказал я, садясь на лошадь: - ведь мы едем к японцам, а мы туда вовсе не собирались…
- Никак нет, мы ещё до реки не доехали…
- Но ведь разрывы далеко вправо – там должна быть и сопка. Я говорил, что мы сбились с дороги. Это ты всё влево тянул.
Рудь молчал. Его, очевидно, взяло раскаяние.
- Если мы теперь доедем до реки, - продолжал он тоном примирения: - перейдём реку, а там берегом можно вправо…
Несчастия отнимают у человека энергию. Я предоставил себя судьбе, и мы, выехав из деревни, медленно поплыли в облаках тумана. Через четверть часа лошади круто спустились по откосу и стали скользить по льду. Мы переезжали реку Шахэ.
На другом берегу таинственный голос остановил нас.
- Кто идёт?
- Свои, - самоуверенно отвечает Рудь.
- Что пропуск?
Мы молчим, потому что пропуска не знаем.
- Землячок, - ласково говорит Рудь: - как проехать на Путиловскую сопку?
- Что пропуск? – повторяет голос, но уже более строго.
Мы угрюмо молчим, и я уже поворачиваю лошадь, предвидя неуспех наших переговоров.
- Какой части? – спрашивает голос, более снисходительным тоном.
Перед нами луч надежды. Я подъезжаю ближе с намерением лично вступить в переговоры.
- Военный корреспондент, - отчеканивает Рудь, и к нему возвращается прежняя самоуверенность.
К первому таинственному голосу присоединяется второй. Они держат совет.
- Какой такой? – слышится вопрос, полный недоумения.
- Военный корреспондент! – повторяет Рудь, делая ударения на каждом слоге.
Но я вижу, что это понятие для них неизвестно, и начинаю цитировать выдержки из «Правил для военных корреспондентов»:
- «На основании разрешения штаба им разрешается на время военных действий состоять при войсках армии, причём вменяется в обязанность не распространять никаких известий о военных приготовлениях, численности, расположении, передвижении войск, о результатах действий неприятельских снарядов, о повреждении укреплений, о подбитии орудий и ограничиваться лишь правдивым изложением самих фактов…».
Мой доклад произвёл на них, видимо, хорошее впечатление; и один голос сказал:
- Зажги спичку.
Очевидно, предстоял наружный осмотр.
Необходимо было удостовериться, имеет ли человеческий облик новое неведомое существо.
Около нас оказалась группа солдат. Ближайший, держа зажженную спичку, начал водить её перед моею фигурою.
- Вольный, - сказал он тоном разочарования и бросил спичку.
- Какой же, братец, вольный, - запротестовал Рудь, - Говорят тебе – военный корреспондент…самый, значит, военыый…
- Нельзя, - отрезал голос в наступившей опять темноте.
- А скажите, землячок, где нам проехать на Путиловскую сопку? - неотступно и умильным тоном продолжал мой вестовой.
- Не знаем, верти назад…Экой, братец, непонятный, говорят тебе без пропуска невозможно – значит нельзя…
Против такого заявления протесты излишни. Мы опять переехали реку и пошли берегом. В расстоянии версты мы пересекли дорогу и уже были в знакомых местах.
В деревне Сахоян, я отправил вестового с лошадьми в артиллерийский обоз, а сам пошёл в фанзу повидаться с офицерами. Они также готовились к встрече нового года. Я попросил дать мне провожатого-солдата, чтобы пройти через мост, и направился на Путиловскую сопку. Мрачная «Долина смерти» тонула в тумане.
По приближении к сопке по склонам её стали заметны светлые точки. Это солдатики для нового года развешивали на проволоках разноцветные бумажные фонари.
Я зашёл к генералу Путилову. Он только что одел тёплое верблюжьей шерсти пальто с красной подкладкой, что придавало ему гораздо более представительный вид, чем его обычный костюм – белая солдатская рубаха.
- Во время приехал, - встретил он меня: - Сейчас будет у нас молебен перед новым годом…идём…
Но я решил прежде зайти к полковнику Иванову.
- Кстати, спроси его, за что я ему сегодня аплодировал. Впрочем, он сам не расскажет, лучше я расскажу. Сегодня у нас была жаркая канонада – не канонада, а баня. Стою я у землянки, а в долине и здесь кругом снаряды так и рвутся…Гляжу, идёт из своего обоза Иванов, ходил он туда распорядиться насчёт снарядов. Как раз один снаряд разорвался перед ним шагах в четырёх, не больше. Ну, думаю, убит, а он даже шагу не убавил, только папаху снял и отряхнул и идёт себе дальше, как по Невскому проспекту. Ну, я ему в ладоши захлопал: браво, полковник, браво!…
Иванова я застал в его землянке. Было уже около 12-ти часов, и мы немедленно направились к походной церкви. На юго-восточном краю долины, упираясь в невысокий хребет, поставлена длинная палатка. Это и есть походная церковь…
Богослужение уже началось. Внутренность палатки была уж полна, и человек десять солдат с открытыми головами стояли снаружи.
Мы вошли в палатку, и солдаты раздвинулись, давая нам дорогу. Тут было их человек до тридцати. Справа разместился солдатский хор. Рядом с ним стоял генерал Путилов. Далее офицеры, слева командир полка, командир Иванов и другие.
Обстановка часовни более чем убогая, но смысл её, вполне согласен с окружающей боевой обстановкой, производил впечатление неотразимое. Бедный, почти пустой угол для молитвы, приютившийся на краю этой Долины Смерти под свистящими снарядами, поражал своей безыскусственной святостью. Тут ничто не напоминало церкви, но каждый входящий сюда не мог не молиться.
Склон хребта срезан отвесно. Это восточная стена церкви. На ней привешен маленький образец-складень, окружённый ветками сосны, воткнутыми в земляную стену. Немного отступя, на земляном полу – стол. На нём, по бокам, два стакана шрапнельных снарядов, наполненными землёй, с воткнутыми зажжёнными свечами. Вот и вся обстановка этой походной церкви.
Служил полковой священник Павел Баптиданов.
Богослужение шло своим порядком, певчие пели стройно, и ничто пока не нарушало стройной торжественности службы. Некоторые солдатики, опустившись на колени, набожно крестились.
Но вот оглушительный удар выстрела раздался совсем близко от палатки, и снаряд просвистел над самой крышей её.
Все невольно подняли глаза. Верх палатки трепетал от воздушного урагана, произведённого снарядом.
Второй удар, и в толпе солдат лёгкое движение.
- Это наши, - сказал кто-то шёпотом.
Над палаткой опять свист, от которого на мгновение замирает сердце. Снаряд проносится так близко над палаткой, что все невольно поднимают глаза. Но богослужение идёт своим порядком, и священник, чтобы не показать торопливости и поддержать спокойствие молящихся, начинает произносить слова медленнее и громче, но симпатичный голос его поддаётся общему настроению, и вместе с глубоким чувством в нём слышится волнение…
Регент тихо даёт аккорд, но в эту минуту новый удар заглушает его голос, и певчие сбиваются с тона…Никто не смотрит в их сторону, желая казаться равнодушным ко всему, не замечающим общего волнения, но в то же время ухо каждого чутко прислушивается, не донесётся ли другой выстрел, глухой…далёкий.
И когда такой выстрел доносится с юга, то невольно начинаешь отсчитывать секунды и ждать, не послышится ли отдалённого свиста неприятельского снаряда. Секунды долгие и томительные…Нет, это наш разрыв.
В эту ночь стреляла наша мортирная батарея на ближнем берегу реки, как раз на линии палатки. Это был салют новому году…который, однако, как потом оказалось, произвёл большие опустошения в неприятельских траншеях.
Богослужение шло своим порядком…
Работа орудий велась непрерывно, и после каждого удара, в минуты тишины тянулись те долгие секунды ожидания, в которые следишь за его далёким невидимым полётом, желая удостовериться, что новый глухой удар это его разрыв, а не неприятельский выстрел, который в ответ нашей батарее угрожал тесной кучке людей, собравшейся в походной церкви…
Но вот опять сухой отрывистый удар, и, как отдалённое эхо, в горах целый ряд глухих ударов…Это не наш разрыв, который может быть одиночным…Это – неприятельский залп.
Солдатики начинают быстро креститься. Стать на колени и скрыть себя этим за телами товарищей никто не решается. Даже те, которые стояли раньше на коленях, подымаются во весь рост. Слышится голос регента, подающего тон. Он опускает поднятую руку, но чувство томительного ожидания удерживает певчих…они молчат…секунду…другую…несколько голосов берут слабый расстроенный аккорд, и в то же время диким ураганом проносятся в воздухе неприятельские снаряды, и трескучий голос разрывов слышится где-то в стороне…
Богослужение продолжается своим порядком…
Когда во время канонады люди стоят в окопах или на открытом месте, то каждый осознаёт некоторую возможность предвидеть место удара снаряда и дать волю чувству самосохранения. Но люди, собравшиеся здесь и прикрытые холстом палатки, могли только слышать, и, оставаясь неподвижными и хладнокровными, должны были ничего не слышать и не видеть, кроме происходящего перед ними богослужения…
Когда священник произнёс: «…преклониша колена, Господу помолимся…» - все, как один, опустились на колени, и в эти минуты не было тут ни одного человека, который бы не вспомнил Бога…
Пропели многолетие под громовые удары выстрелов.
«Христолюбивому воинству многая…лета», - провозгласил отец Павел, и для каждого присутствующего эти слова были полны глубокого смысла.
Молебен кончился. Замолчали орудия. Генерал Путилов, а за ним офицеры стали подходить к кресту.
Все поздравляли друг друга с новым годом и желали в наступающем году успехов и лучших дней…
Это были не простые слова, которые говорятся в таких случаях, а слова искренние и сильные уверенностью, и произносились они людьми, стоящими впереди, жребий которых в эти новые дни – ценою жизни своей решать судьбы своего отечества…


По склонам сопки горели цветные фонарики. Солдатам раздавались праздничные чарки водки. В одной из землянок собрались офицеры. Пили шампанское из жестяных кружек, говорили речи, беседовали и ждали ночной неприятельской атаки…
От сторожевых постов было получено сообщение, что со стороны японцев слышны массовые передвижение пехотных частей и что надо ожидать атаки.
У нас не спали всю ночь.
Однако ночь прошла спокойно. Утром 1-го января выходившие из землянок были поражены новым пейзажем. Все склоны сопки и «Долина смерти» блестели белоснежной пеленой. Но это был не снег, а иней после морозной и туманной ночи.
Новый год не изменил программы жизни на Путиловской сопке. В 11 часов какая-то дальняя батарея послала японцам несколько выстрелов, её поддержала 3-я ближняя батарея, а в 12 часов на сопке гремела уже обычная канонада.

19 января. В. А. Табурин.

 Отправлено: 25.12.06 14:12. Заголовок: Re:

«Нива» №9 (5 марта 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Адольф Менцель и его произведения. – Вблизи японцев (из текущей войны). Ю. Елец. – Нечто о новом стиле. – Стихотворение Н. Рябова. – Герой. Стих. С. Караскевич. – Развязка Гулльского недоразумения (политическое обозрение). – Высочайший рескрипт. – Именной Высочайший указ. – К. К. Максимович. – Д. В. Аверкиев. – Д. Л. Михаловский. – Объявления.
Фотографии: А. Менцель в своём кабинете. – Наш специальный военный корреспондент, академик Н. С. Самокиш. – Проходная комната (к заметке о новом стиле). – Столовая. – Вестибюль. – Кабинет (декадентство - всё очень смахивает на евроремонт, ничто не вечно под…). – Вестибюль. – Гостиная. – Кухня. – Ювелирные украшения в новом стиле (2 фото). – Шейный подвесок (pendantif). - Ювелирные украшения в новом стиле – из золота и серебра с эмалью (2 фото). – Адмирал Ф. Д. Дубасов, главный представитель России в парижской международной следственной комиссии по поводу гулльского инцидента. – Генерал-адъютант А. М. Стессель. По последней фотографии, снятой в Петербурге К. К. Булла. – В. А. Стессель. А. М. Стессель. Группа защитников Порт-Артура, прибывших на пароходе «Святой Николай» 9-го февраля 1905 года в Феодосию. – Тревога на заставе. – Итальянский военный агент, лейтенант Камперио, во время снежной метели на позиции. – Герой – стрелок Иван Барчук; стоя на посту, он был окружён японцами, в течении 13-ти дней находился в их распоряжении, питался зеленью. – Первая перевязка. – Вновь назначенный варшавский генерал-губернатор, генерал-адъютант К. К. Максимович. – Д. В. Аверкиев (+ 8-го января 1905 года). – Д. Л. Михаловский (+ 9 февраля 1905 года).

 Отправлено: 25.12.06 14:12. Заголовок: Re:

ВБЛИЗИ ЯПОНЦЕВ
(из текущей войны).
Уже стемнело, когда я, возвращаясь с позиции, перевалил через гору, за которой расположена была главная квартира и биваки стоявших в резерве армии полков, и передо мною развернулась редкая картина. Долина зажглась тысячами бивачных огней, клубившихся столбами белого дыма. Между ними, там и сям, светились разноцветные фонари штабов. Пламя костров выхватывало из мрака то коновязь с рядами стоявших и лежавших лошадей, то несколько землянок, около которых группы солдат, в разношёрстных одеяниях, варили ужин в котелках, кипятили чай, то полуразрушенные фанзы, где каждые уголки кипели вторгшейся в них новою, чуждою китайским жилищам, жизнью.
Вот где-то подбросили новую связку гаоляна в костёр, и он ярким заревом озарил до-верху стоящее вблизи дерево, и пожелтевшая листва его сразу дала отблеск золота, точно ожив перед огнём.
Со всех сторон нёсся гомон десятков тысяч голосов, топот коней, скрипение подвозивших провиант китайских арб, и, как аккомпанемент этому хаосу звуков с позиции, раздавалось глухое бухание наших и японских орудий.
Лавируя между рядами двуколок, пешими и конными, запрудившими дорогу, ведшую в деревню Хуаньшань, я, наконец, усталый и продрогший, добрался до фанзы, служившей мне временным приютом, где помещались офицеры разведочного дивизиона главнокомандующего.
Когда я перешагнул через порог её, там ужинали, кроме хозяев: ротмистра Дроздовского, есаула графа Стенбока и сотников Щербачёва и Шатилова, ещё двое гостей: художники Самокиш и Мазуровский.
Слух мой поразили слова первого из жрецов искусства живописи:
- Нет, господа, я с ней больше не расстанусь. Она мне слишком дорога, так долго искал я её, и к счастью, наконец, нашёл. Она не выйдет из моих объятий.
«Вот так штука! Чего только не делает война, - подумал я: - на позиции, где ни кусочка женщины, вдруг такие фразы, да ещё женатого и солидного человека, каким я много лет знал почтенного художника».
Я сел за стол, так и не решаясь спросить его, к кому произносились пылкие, с пафосом произнесённые фразы. Но продолжение того же разговора убедило меня, что речь шла всего только о японской…винтовке!
Оказалось, что наши симпатичные художники были долго в тщетных поисках за аксессуарами для своих картин: мундирами, оружием, сёдлами и т.п. Поэтому неожиданный подарок винтовки Самокишу графом Стенбок естественно привёл первого в восторг.
Изнеженным и пресыщенным столичным жителям не знаком, увы, тот удивительный, можно сказать, волчий аппетит, который является лишь результатом усиленного моциона и спанья на открытом воздухе. Скоро окончилась трапеза. Перешли к чаепитию.
- А где же мои любимые печенья? – строго обратился Дроздовский к своему вестовому-разведчику Ионову, на полушубке которого желтела георгиевская ленточка.
- Так что, вашбродь, господа съесть изволили, - бойко отрапортовал он.
- Вот тебе и раз - ведь я же предупреждал, чтоб ты подавал всё, что захотят, из других печений, только не это, так как тех я не ем.
- Так точно, вашбродь, я даже коробочку припечатал, а аны такую вдруг катастрофу навели. Я и оборотиться с кухни не успел, как уже ничего не осталось.
Громкий хохот молодёжи покрыл реплику Ионова.
- Ну, вот что я тебе скажу, если ещё раз ты мне так проворонишь, я тебя на винтовку на всю ночь кверху ногами поставлю.
- Он, ротмистр, всё в разъезд просится, - заметил один из офицеров.
- Чего ты? Не стоится на месте? – также строго вопросил Ионова Дроздовский.
- Так точно, вашбродь, второй крест надо зарабатывать, потом третий, - не мигнув, ответил Ионов, бывший приказчик в тамбовском лабазе.
- Не жирно ли будет? – с той же напускной строгостью оборвал его командир и предложил всем идти спать, так как было уже поздно, т.е. восемь часов вечера.
- Чует моё сердце, не дадут нам эту ночь поспать, - проронил Дроздовский, ловко снимая с себя тужурку одною рукою, так как левая давно уже была лишена кисти.
Завалились мы, почти не раздеваясь и сняв только сапоги, иначе и под бурками невозможно было бы заснуть от холода.
Почти все завернули себе головы башлыками, оставив себе отверстие для ртов и носов, а Дроздовский натянул целый вязаный шлем, почему я и прозвал его: Ричард Львиное Сердце. В этом наименовании была игра слов, потому что наш амфитрион, несмотря на однорукость, отличался редким бесстрашием и действительно львиным сердцем, так как в мирное время его любимым занятием было отправляться в клетки к тиграм, медведям, львам и укрощать их. Скоро в фанзе воцарилась темнота, и послышались с разных сторон храпение и свист. Под них я и заснул.
Проснулся я от возгласа:
- Кто там?
В комнату ввалилось что-то громоздкое.
- Адинарец, ваше в-дие!
- Что скажешь? – спросил Дроздовский, зажигая свечу.
- Так что главнокомандующий требуют, чтобы сейчас.
- Ладно, иди, - и Дроздовский стал спешно одевать сапоги и оружие.
- Шлем-то снимите, - напомнил я ему.
- Ах, чёрт возьми, чуть не забыл! Я уже предчувствовал, что спать не придётся, послушайте, как жарят с Путиловской сопки.
Я прислушался, оттуда действительно доносилось непрерывное буханье орудий.
Дроздовский поспешно вышел, а я стал пытаться снова уснуть – но не на долго забылся, так как снова послышался глас Ричарда.
- Шатилов, Щербачёв, вставайте, послать вахмистра.
Молодые люди вскочили, как встрёпанные, через несколько минут вошёл и красавец-вахмистр.
- Два разъезда по 12 казаков, - сейчас обратился к нему Дроздовский.
- Слушаю-сь! – отрезал уралец и исчез.
- Вот что, господа, - обратился Дроздовский к офицерам, которые стали уже около него с картами в руках: - по-видимому, ожидается сегодня наступление японцев, которые будут стремиться прорвать наш центр, главнокомандующий опасается вот за эту долину. Вы, Шатилов, возьмёте направление вот на эту деревню и с неё повернёте влево, пройдёте дальше, минуя вот эти сопки…
Дальше я ничего не слышал, так как опять заснул, завернувшись уже с головою в бурку.
Проснулся я опять от вваливания кого-то в фанзу.
- Кто там?
- Так что начальник штаба командера дивизиона к себе требуют, - раздался хриплый голос.
- Сейчас! – отозвался Дроздовский и, зажегши свечу, опять стал стягивать шлем и одевать сапоги.
У меня сон уже прошёл. Стенбок, лежавший под прямым углом к моей койке, тоже не спал.
- Наверно, опять пойдут два разъезда – вот и все офицеры, - заметил он: - если ещё посылка, тогда уже мне придётся ехать.
- Где же остальные? – спросил я.
- Двое в дальних разъездах, Радзивил, как вы знаете, сидит пятый день на сопке с башней, Чудиев караулит у Путиловской сопки.
Дроздовский скоро вернулся, поднял ещё двух офицеров, быстро снабдил их инструкциями, и они отправились.
Начинало уже светать – на дворе завозились вестовые.
Кто-то звал: - Ванька, Васька, Мишка!
- Это переводчики, китайцы: их так казаки окрестили.
- Васька в деле был. Пошли мы в атаку, и он скачет, я, говорит, также желаю японца рубить.
Скоро взошло солнце, и мы начали вставать.
Это был самый трудный момент: тяжело было вылезать на мороз из-под нагретых бурок и одеял.
Не успели выпить по стакану, как снова ввалился ординарец и доложил, что главнокомандующий в восемь часов выезжает на позиции.
- Сделать! – закричал Дроздовский, выходя на двор.
- Седлай! – раздались со всех сторон голоса взводных урядников.
Тревожная ночь кончилась, начинался такой же день.

Хуаньшань. Ю. Елец.

 Отправлено: 25.12.06 14:13. Заголовок: Re:

РАЗВЯЗКА ГУЛЛЬСКОГО НЕДОРАЗУМЕНИЯ
(политическое обозрение).
«Конец венчает дело», «хорошо всё то, что хорошо кончается» - такими, приблизительно, словами можно выразить впечатление, произведённое на весь цивилизованный мир только что обнародованным решением международного суда адмиралов по поводу печального происшествия в Немецком море. Для того, чтобы по достоинству оценить итоги миролюбивых трудов международной комиссии, достаточно мысленно перенестись к тяжёлым дням октябрьских событий, достаточно вспомнить, какие требования предъявлялись тогда к России не только воинственными публицистами «жёлтой прессы», но даже всегда корректными английскими дипломатами. В «Синей книге» опубликованы переговоры, которые велись между лордом Ленсдоуном и русским послом при великобританском правительстве, графом Бенкендорфом. В этих переговорах речь шла не более, не менее, как о задержке второй эскадры и о наказании русских морских офицеров.
«Мы не можем допустить, - заявлял лорд Ленсдоун, - чтобы русской эскадре было позволено продолжать свой путь, раз на ней идут лица, ответственные за происшествие с рыбаками. Это не только дало бы им возможность избежать справедливого возмездия, но и сделало бы невозможным получить решительные результаты в расследовании дела, обещанном русским правительством. Если наши требования в этом отношении не будут удовлетворены, то мы будем вынуждены принять меры к достижению их силою».
К счастью, между словом и делом иногда лежит «дистанция огромного размера», особенно у английских дипломатов, которые всегда любят запросить лишнее, чтобы было с чего впоследствии спустить. Согласившись, после кратковременной задержки эскадры в Виго, которой наши суда, разумеется, прекрасно воспользовались для пополнения запасов, на назначение международной следственной комиссии, воинственная на словах Англия теперь очень рада примириться с полным оправданием действий адмирала Рожественского и всех его подчинённых. Вместо воинственных криков: «Крови, Яго, крови!» англичане вполне удовлетворены тою щедрою наградою, которая выдана русским правительством пострадавшим рыбакам. Даже платонического порицания распоряжений русского адмирала они не услышали из уст большинства комиссии. Напротив, пункт 8-й её заключений, после подробного перечня распоряжений начальника эскадры по обороне судов от наблюдения миноносцев, говорит:
«Большинство комиссаров полагает, что в военное время и особенно при условиях, которые адмирал Рожественский имел полное основание считать очень беспокойными, и ввиду невозможности для него проконтролировать достоверность предостережений, полученных от агентов русского правительства, в таких приказах нет ничего особенно крайнего».
В пункте 12-м, однако, то же самое большинство комиссаров устанавливает, что не имеется точных элементов для определения, по каким целям стреляли суда. Но комиссары единодушно признают, что суда рыбачьей флотилии не совершили ни одного враждебного действия; большинство же комиссаров, кроме того, полагает, что ни среди рыбаков, ни вообще в этих местах не было никакого миноносца; в виду этого, открытие адмиралом Рожественским огня не оправдывалось.
Пункт 15-й опять признаёт, что адмирал Рожественский с самого начала и до конца делал всё возможное для того, чтобы помешать опознанным рыбакам быть мишенью выстрелов эскадры.
Относительно упрёков, будто бы русские ушли, бросив на произвол судьбы израненные и расстрелянные рыбачьи пароходы, комиссары единодушно признают, что после тех обстоятельств, которые предшествовали инциденту, и тех, которые его вызвали, при прекращении огня было много неизвестности о грозящей отряду судов опасности, и адмирал мог иметь основание продолжать путь, и выразив совершенно напрасное сожаление, что он по приходе в Па-де-Кале не дал знать о случившемся английскому правительству, которое в это время и без того прекрасно знало уже обо всём, в заключение своего рапорта заявляет, что оценка, высказанная в нём, по духу своему, не может послужить каких-либо умалением военных качеств или гуманных чувств адмирала Рожественского или личного состава его эскадры.
Это совсем не то решение, которого желали наши друзья, кричавшие о необходимости вернуть эскадру обратно, а весь её личный состав подвергнуть строгому дисциплинарному взысканию до заключения на гауптвахтах включительно. Поэтому немудрено, что некоторые из английских шовинистов вопиют о победе России и поражении Англии на международном судилище. В действительности, здесь не было ни победителей, ни побеждённых. Комиссия была и хотела быть не столько праведным судьёй, сколько мягким и изворотливым примирителем. Она задавалась скорее дипломатическими, чем юридическими целями. Этим объясняется устранение из обсуждения таких жгучих вопросов, как, например, присутствие миноносцев на Доггер-банке: доказательства, представленные по этому пункту русскими представителями, были попросту спрятаны под зелёное сукно, именно по тем соображениям, что обнаружение миноносцев, вышедших навстречу эскадре из английских гаваней, угрожало ещё более осложнить отношения между тяжущимися нациями и, во всяком случае, не способствовало бы примирительным видам комиссии. В сердцах и словах комиссаров гуманное миролюбие торжествовало над строгою логикою следователей и беспристрастием судей. Отсюда множество чисто логических погрешностей, которые наверное не были бы прощены ни какому другому суду, руководствующимся менее святыми целями. Категорическое утверждение об отсутствии миноносцев после показаний капитана Кладо и авторитетного заявления самого председателя комиссии, адмирала Фурнье, о невозможности смешать быстро движущийся миноносец с другим судном на всю почти европейскую печать произвело впечатление полной неожиданности, но оно было нужно для умиротворения Англии. Если, в самом деле, миноносцев не было, и «открытие адмиралом Рожественским огня не оправдывалось», то как же признать его действия правильными? Тут опять таки чувствуется желание не обидеть ни одну из сторон, и в том пункте, где логически примирить их нельзя, в жертву на алтарь гуманности приносится логика. Миноносцев не было, но вместе с тем русские моряки не признаются виновными в том, что они стреляли рыбаков, нет, они стреляли по «неизвестной цели», которую принимали за миноносцев, а в рыбацкие суда снаряды попадали вследствие качки, от недолётов и перелётов. Таким образом, и англичанам не за что на нас претендовать, да и мы, собственно говоря, должны быть совершенно удовлетворены, так как, в конце концов, образ действий русских моряков совершенно оправдан, независимо от присутствия или отсутствия миноносцев, и признан не заслуживающим порицания. Мы вполне можем успокоиться на том, что попытка задержать нашу эскадру англичанам не удалась, и если русская флотилия до сих пор всё ещё не успела достичь Японского моря, то это по причинам совершенно недипломатического характера. Мы не особенно верим в искренность желания Англии объявить нам войну из-за случайного недоразумения в Гулле и потому не думаем, чтобы это грозное столкновение было предотвращено улыбками и комплиментами, усердно расточаемыми обеими сторонам международной комиссией. По справедливому замечанию графа Ламздорфа, эта война явилась бы позором для XX столетия – и уже одного этого уже вполне достаточно, чтобы вся Европа могла приветствовать новые, впервые испытанные на практике способы к уложению международных недоразумений, указанные гаагской конвенцией. Если подобные третейские разбирательства и не дадут ещё народам вечного мира, то, всё-таки, они могут избавить Европу от войн в тех случаях, когда сами правительства и народы не имеют достаточно веских оснований вступать в кровавую борьбу.
Расходы по Гулльскому делу и по содержанию комиссии подсчитаны в «Daily express».
Расходы эти поделены между Англией и Россией поровну. При этом Англия приняла на себя издержки по доставке в Париж своих свидетелей, а Россия – своих. Издержки, потребовавшиеся на содержание самой комиссии, будут подсчитаны её главным секретарём. По приблизительному расчёту, комиссия стоила ежедневно от 8 до 10 тысяч марок. Общий же итог расходов, понесённых обеими державами, составил около 10.000 фунтов стерлингов.
К этим расходам придётся ещё прибавить значительно более солидную цифру на вознаграждение владельцев рыбачьих судов и потерпевших рыбаков во время инцидента в Северном море. Сначала у гулльских рыбаков разыгрались большие аппетиты и выразилось явное настроение, воспользовавшись редким и удобным случаем, сорвать крупное вознаграждение. Но после решения международной комиссии, английское правительство не поддержало этих требований своих подданых и признало справедливым ходатайствовать об удовлетворении лишь 10% предъявленных притязаний. Таким образом, рыбакам придётся, вероятно, удовлетвориться суммой около полумиллиона рублей.

 Отправлено: 25.12.06 14:14. Заголовок: Re:

«Нива» №10 (12 марта 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Вниз по реке. Стих. В. С. Лихачова. – Корея. – Корейцы в русской школе. – Доносчик. Рассказ А. Бельтрамелли. – Граф И. И. Воронцов-Дашков. – Смесь. – Пожертвования. – Объявления.
Фотографии: Корейская певица («кисень»). – Корейская лавка в Гензане. – Эмилия Броун, императрица корейская. – Улица в Сеуле. – Ким, сеульский полицмейстер. – Корейцы в русской школе для взрослых при Кирилло-Мефодиевском училище в Перми. – Японский транспорт. С фотографического снимка, захваченного у одного их двух японских фотографов, взятых в плен под Ляньданьсанем. Снимок был проявлен и отпечатан штабс-капитаном Озёрским. – Застава на Уанфулинском перевале. – 47-й сибирский военно-санитарный поезд и его персонал. – Первый отряд братства милосердия во имя Христа, отправившийся на Дальний Восток 27-го января с.г. – Капитан 33-го восточно-сибирского стрелкового полка Свистунов, раненый в двух боях и получивший две награды, и сын его, отправившийся добровольцем, получивший два георгиевских креста и офицерский чин. – «Савицкий и его два сына – это моя порт-артурская гвардия» (слова генерал-адъютанта Стесселя). Командир 14-го восточно-сибирского стрелкового полка генерал-майор В. Савицкий и оба сына его, поручик того же полка Е. Савицкий и зауряд-прапорщик того же полка В. Савицкий – георгиевские кавалеры; оба сына поочерёдно посылались отцом на важнейшие вылазки и отличились в боях. – Заамурцы-пограничники – ефрейтор Кумпан и рядовой Царан, бывшие в плену у японцев и бежавшие из плена. – Общий вид лазарета казанского дворянства на станции Шуанмяодзы и его персонал. Налево, крайний – старший врач Э. Грюнер. – Сестра милосердия А. П. Альбрехт, заведующая складом и лазаретом Её Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны для сестёр милосердия. – Г. Голубев, щедрый жертвователь и устроитель продовольственных пунктов во многих местах действующей манчжурской армии. – Вера Александровна Стессель, стойко выдержавшая вместе со своим мужем, генерал-адъютантом А. М. Стесселем, всю осаду Порт-Артура и руководившая помощью больным и раненым воинам. – Наместник Кавказа граф И. И. Воронцов-Дашков.

 Отправлено: 26.12.06 14:34. Заголовок: Re:

«Нива» №11 (19 марта 1905 года).
Содержание:
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Миниатюры К. Льдова. – Под Мукденом (отклики войны). – Стихотворение Б. Никонова. – Н. П. Линевич. – А. В. Бельгард. – Смесь. – Заявление. – Объявления.
Фотографии: Телеграммы с Дальнего Востока (в Тихоновой пустыни, близ Калуги). – Группа офицеров и фейерверкеров 12-й крепостной артиллерийской роты, около неразорвавшегося 12-дюймового снаряда, упавшего на батарею. – Морской госпиталь в Порт-Артуре. Адмирал князь Ухтомский. Великий князь Кирилл Владимирович. Адмирал С. О. Макаров. Адмирал П. А. Моллас. – Георгиевские кавалеры 3-го сибирского армейского корпуса: подполковник Яблочкин, генерал-майор Кашталинский, генерал-лейтенант Иванов, генерал-майор Шверин, подполковник Горский. – Группа офицеров Приморского драгунского полка. – Способ перевозки раненых терско-кубанскими казаками. – Первый летучий отряд Красного Креста. Доктор Пуссеп, брат милосердия и студент Калыша. – Часовой и подчасок на Уанфулинском перевале. – Раненые в бараках 2-й георгиевской общины. – Лазарет казанского дворянства. – Кухня 11-го военно-санитарного поезда имени Её Императорского Высочества Великой Княгини Елизаветы Фёдоровны. – На позиции в деревне Годзяпу. Летучий отряд Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны. Профессор Цеге фон Мантейфель. – Георгиевские кавалеры: - Командир 9-го Тобольского стрелкового пехотного полка полковник А. А. Душкович, награждённый за выдающуюся храбрость орденом Св. Владимира 3-й степени с мечами, золотым оружием с надписью за храбрость и орденом Св. Георгия 4-й степени; ранен 2 раза. – Полковник 140-го Зарайского пехотного полка Ф. П. Сальков, контуженный под Мукденом и скончавшийся 21-го января с. г. – Капитан 215-го Бузулукского пехотного полка Ф. А. Щерба, убитый в бою под Ляояном. – Капитан 11-го пехотного сибирского полка В. В. Капаневич, убитый в бою на Путиловской сопке. – Капитан 137-го Нежинского пехотного полка В. В. Пассацкий, скончавшийся от ран полученных в бою под Ляояном. – Капитан 18-го восточно-сибирского стрелкового полка В. А. Савич, раненый на сопке с кумирней 14-го октября с. г. – Капитан 147-го пехотного Самарского полка А. А. Иванов, раненый и контуженный в бою на Янтуниманских высотах. – Штабс-капитан 123-го Козловского пехотного полка А. В. Клевцов, убитый в бою 29-го октября. – Полковой адъютант 33-го пехотного Елецкого полка штабс-капитан М. М. Михнёв, убитый в бою под Ляояном. – Штабс-капитан 24-го восточно-сибирского стрелкового полка В. Ф. Засядко, скончавшийся от ран, полученных в бою под Ляояном. – Штабс-капитан 34-го восточно-сибирского стрелкового полка К. В. Черепанов, контуженный в бою под Ляояном. – Поручик 10-го Омского сибирского пехотного полка Н. Д. Кончиелов, убитый в бою под Ляояном. – Поручик 8-го Томского полка Д. Х. Ярошевский, убитый в бою под Дашичао. – Полковой адъютант поручик 21-го восточно-сибирского стрелкового полка Ф. Е. Егоров, убитый в боях при Куаггайдзы. – Поручик 123-го Козловского пехотного полка Н. И. Студеневский, скончавшийся от ран 24 августа 1904 года. – Поручик 4-го восточно-сибирского стрелкового полка А. А. Безклубенко, контуженный в голову в бою под Ляояном и вторично ранен под Сандепу. – Поручик 219-го Юхновского полка М. А. Добров, раненый при деревне Ченглиаунтхань. – Поручик 147-го Самарского пехотного полка Ю. К. Пеньковский, раненый 10-го октября. – Подпоручик 33-го Елецкого пехотного полка Ю. Козлов, убитый в бою под Ляояном. – Подпоручик 220-го Епифанского пехотного полка Е. Л. Вакуленко, убитый под Мукденом 1-го октября. – Подпоручик 11-го пехотного Псковского полка Ф. А. Красновидов, убитый при деревне Ше-ли-хе. – Подпоручик 31-го восточно-сибирского стрелкового полка Г. Ф. Потапов, убитый 29-го сентября т. г. – Подпоручик 5-го Иркутского полка В. И. Водинский, раненый 30-го сентября в бою под Мукденом и скончавшийся 4-го ноября от тифа. – Подпоручик 139-го Моршанского пехотного полка П. А. Керт, раненый 29-го сентября под Мукденом. – Подпоручик 88-го Петровского пехотного полка Н. А. Давыдов, раненый у Путиловской сопке при деревне Сахоян. – Подпоручик 85-го Выборгского полка А. Н. Бледнов, раненый при Шахэ. – Хорунжий 5-го сибирского казачьего полка Н. А. Леонтьев, смертельно раненый хунхузами у деревни Чихунчена 13-го ноября. – Фейерверкер из вольноопределяющихся 5-й восточно-сибирской стрелковой артиллерийской бригады С. В. Жеденёв, награждён за отличие в бою при Ляояне орденом Св. Георгия 4-й степени и произведённый в прапорщики (последний из данной группы георгиевских кавалеров). – Новый главнокомандующий генерал от инфантерии Н. П. Линевич в своём рабочем кабинете, в Хабаровске. – Начальник главного управления по делам печати А. В. Бельгард.

 Отправлено: 26.12.06 14:34. Заголовок: Re:

Под Мукденом
(отклики войны).
Трудно передать словами то напряжённое состояние, которое переживалось Россией в эти дни трепетного ожидания решительной развязки титанического единоборства, происходящего вокруг Мукдена. Радостное волнение, надежды на близкую победу и смутная тревога опасений волнами проходили по миллионам сердец, заставляя их мучительно сжиматься. В счастливый исход генерального сражения и верилось, и не верилось в одно и то же время. Так хотелось решительного торжества после стольких неудач и отступлений, полного реванша противнику за целый год мучительных страданий, нанесённых русской армии и русскому национальному чувству. Наши доблестные войска, по-видимому, прониклись тем же чувством, тою же мыслью, и в отражении невероятно упорных атак противника выказывали, со своей стороны, небывалую стойкость, о которую разбивались, как волны о скалу, бешеные штурмы разъярённых японцев. В этом кровавом состязании двух народов в героизме, мужестве и самоотверженности совершалось нечто такое, чего не видел мир: с тех пор, как стоит земля, никогда ужасы войны не достигали таких пределов. Железная настойчивость врагов, громадность сосредоточенных армий и бесконечно усовершенствованная техника разрушения – придают событиям грандиозный масштаб. «Представьте себе полосу в сто двадцать вёрст длиною и вёрст десять шириною, со смертоносным навесом разрывающихся шрапнелей, сплошь переплетённую нитями из ружейных и пулемётных пуль, пронизывающих во все стороны тысячи людей, испещрённую на каждом десятке сажень колоссальными смерчами шимоз и шестидюймовых снарядов, сметающих, как пылинки, целые деревни – и вы получите слабую картину мукденского боя», - говорит один из очевидцев его. И в этом аду люди находились две недели, без сна, без отдыха и покоя, в постоянном напряжении, в ежеминутной готовности расстаться со всеми радостями и ужасами жизни. Они утратили всякое чувство самосохранения, презирали носившуюся над ними огненными вихрями смерть и изумляли друг друга умением умирать. Лучшие японские войска – императорская гвардия – по-видимому, овладели этим искусством в совершенстве. Против деревни Кондолисан она повторяла подряд одну за другой девятнадцать безумных атак, и храбрые самоотверженные батальоны бесплодно таяли под нашими залпами. Своё презрение к смерти они доводили чуть ли не до массового харакири на глазах врага. Русские полки не уступали им в мужестве, и в решительную минуту, под невероятным убийственным огнём неприятеля, сметавшим всё живое, шли в атаку с развёрнутыми знамёнами и музыкой, выбивая его штыками из занятых позиций.
В более или менее систематическом обзоре порядок событий на манчжурском театре военных действий был таков:
После неудачного натиска генерала Гриппенберга на левый фланг японцев, несколько ослабившего наши силы, маршал Ояма, подкреплённый корпусом генерала Ноги, пятою манчжурской армией и, вероятно, китайскими войсками генерала Ма, перешёл в наступление правым крылом своей армии, которым командует энергичный и решительный генерал Куроки. В прошлом обзоре мы проследили движение восточной японской армии до занятия Цинхенчена и Далинского перевала. Очистив последний, отряд генерала Ренненкампфа, состоящий главным образом из кавалерии, отошёл на север к главным силам генерала Линевича. Перевалив через Далин, волна…(пропуск, оборван край газеты)…и захватить этот город, имеющий огромное стратегическое значение, как пункт пересечения дорог от верховья Ялу, из северной Кореи, из Мукдена, из Гирина и Телина, причём открытый путь в Телин угрожал бы русским возможностью захода всеми силами Куроки в тыл нашей армии, стоящей у Мукдена. Всё это делает понятным то упорство, с которым даже наши передовые отряды сопротивлялись наступлению Куроки. Одним из выдающихся авангардных дел надо признать оборону нашей позиции у Убеньпудза и Хумандлинском перевале.
Левый фланг авангарда, прикрывавший путь отступления на наши главные позиции у Типилтая, понёс сильные потери, вследствие чего отодвинулся до 50 сажень назад, что дало возможность японцам, в случае необходимости, обстреливать дорогу от Хумандлинского перевала. Между тем, положение соседнего отряда было чрезвычайно тяжёлое. Его обходили с обоих флангов и вынудили отступить. Отход по дороге, которую могли обстреливать японцы, куда они – это было очевидно – толкали нас, сделался уже невозможен, и тогда, для соединения с главными силами, стали отходить с боем по горной тропинке, но по ней не могли пройти двуколки с патронами и ранеными (более 100 человек); они были направлены по дороге, которую уже обстреливал артиллерийским огнём противник. К счастью, конвой и двуколки благополучно проскользнули, избегнув потерь. Огнём батареи были сбиты два неприятельских пулемёта. Наконец, около 5 часов дня ему удалось присоединиться к главным силам, не оставив у неприятеля ни одного раненого, ни одной двуколки. В 2 часа дня японцы произвели атаки 10 батальонами, но были отбиты. В 5 часов они повторили её, но безрезультатно и, наконец, в 6 часов вечера японцы снова шли на приступ с небывалым остервенением, но наш авангард, под начальством подполковника Полянского, отбросил их, нанеся им большие потери. К северу от Мадзядяня, в 8 верстах, лежит деревня Хуалянза, от неё отходит дорога на восток через Тунсыхолинский перевал на деревню Сяомогушань, которая южнее Кудязы на 5 ½ вёрст. «15 февраля, с 11 часов утра, японцы, - сообщает г. Толузаков, - одновременно атаковали наши войска на Тунсыхолинском перевале и у Кудязы; несмотря на огонь неприятельских орудий, мы отбили эти атаки. До 2 часов дня японцы ограничивались только тем, что обсыпали нас шимозами и шрапнелью. В 2 ½ часа наступление повторилось, и опять-таки без всякого успеха для японцев, а в 4 часа дня подполковник Мартышевский отбросил противника впереди перевала, захватив несколько пленных. В это же время соседний отряд перешёл сам в наступление из Кудязы на Сяомогушань; неприятель отступил, оказывая упорное сопротивление; каждую пядь земли приходилось брать с боя. К вечеру, в 11 часов, всё затихло. Таким образом, за 15 февраля мы удержали все позиции на юге и продвинулись вперёд на восток нашим крайним левым флангом; кроме того, соседние войска присоединились к главным силам, выйдя из опасного изолированного положения».
«На следующий день, 16-го февраля, противник, с 6-ти часов утра, большими колоннами, повёл наступление на центр наших позиций у Убаньюпуза. На белом снегу отчётливо были видны их цепи, по частям перебегавшие вперёд ближе и ближе. Вот залегли и открыли пачечный огонь; горсть наших стрелков с подполковником генерального штаба Владимиром Михайловичем Можейко сдерживает ещё их в передовом окопе. Огонь наших винтовок словно теряется в ружейной трескотне японцев, которые, несмотря на страшные потери от русских шрапнелей, уже подошли к окопу и лезут в него. Ураган несётся: слышны их торжествующие крики; окоп надо взять, в нём уже никого не осталось, кроме подполковника Можейко. Можейко пал, а с соседних сопок наша пехота, которую тоже теснили японцы, бросилась на противника и штыками выбила его, и стала пробивать дорогу к тылу Можейко; заговорили вершины гор, занятых японскими батареями, целый свинцовый град посыпался на смельчаков; тогда им приказали отойти назад; окоп остался нейтральным; к нему ползут трое стрелков, двоих на месте кладут неприятельские пули, а третьему, Илье Плюско, удаётся снять вооружение и карты с убитого Можейко; тут же, под огнём неприятеля, он отрезывает погон с мёртвого японца, захватывая его винтовку, и благополучно возвращается к своим. На погоне цифра 44 даёт полное доказательство, что против нас часть войск генерала Ноги».
«Особенно тяжело приходилось в первые дни нашим отдельным отрядам, принуждённым защищать важные стратегические пункты против превосходных сил неприятеля. Одним из таких пунктов оказались деревни Кудязы и Мадзядяня, которым японцы угрожали обходом и фронтальной атакой одновременно. Понимая невозможность пропустить наседающего врага в тыл расположения армии и открыть ему дорогу наступления, начальник отряда отдал приказ, что сам не отойдёт от Мадзядяня, хотя бы для этого пришлось пожертвовать всем отрядом. Спокойно, пожалуй даже равнодушно, мы приняли это распоряжение. От нас требуют – чтобы легли на своих позициях костьми – ну, и ляжем. Бессонные, тревожные ночи под огнём противника, постоянное нервное напряжение, недоедание, 17-тиградусный мороз, ночлег на голом снегу – притупили все наши чувства, кроме одного – любви к далёкой дорогой России, в которой, конечно, осуждают нас за то, что мы только держимся, а не идём сами вперёд, что не даём вам победы. Но если мы пока не можем победить, то сумеем умереть».
Таким скорбным аккордом заканчивалась телеграмма г. Толузакова, посланная в 3 часа ночи с позиции у Баньяпузы, но к утру к ним успели подойти свежие подкрепления, с помощью которых был отбит целый ряд дальнейших атак.
При отступлении с Далинского перевала, другой отряд должен был выносить на себе тяжесть вражеского натиска, не смея отступить, пока не будут вывезены из деревни Солунья интендантские запасы и пока артиллерия и обозы не достигнут интендантского пункта. Наконец, уже вечером, приходит известие, что обозы в безопасности. Отряд начинает отходить при страшной вьюге и слышит уже в своём тылу гром артиллерийских выстрелов, означающих, что на линии отступления уже находятся японцы.
«Для нас стало ясным, - пишет г. Толузаков, - что мы рискуем быть отрезанными и тогда придётся пробиваться. Что пережили мы в эту страшную ночь, об этом говорить не буду, каждый поймёт сам. Только спокойствие и хладнокровие начальника спасало и поддерживало всех. Мы шли пешком, голодные и усталые: кони и запасы не успели подойти к нам и находились в тылу; спотыкаясь на каждом шагу, мы наткнулись в темноте на походную кухню, при которой были убиты кони; начальник приказал не оставлять противнику кухни и везти солдатам на себе. Восточные вершины горы по временам освещались, словно зарницей, от разрывов шрапнелей. Подходя к Убаньюпуза, наш арьергард пристроился к отступающим войскам, и нам удалось после штыкового боя отбросить противника версты на три от деревни. Путь был снова свободен, и мы разместились на позициях у деревни Убаньюпуза. Ночью на 14-е, японцы снова перешли в наступление с Сангалинского перевала на Убаньюпуза, но были отбиты с большими потерями. В 3 часа противник незаметно подошёл к батарее, пользуясь снежной вьюгой и темнотой ночи, открыл оружейный огонь, чем сразу обнаружил себя, дав возможность нашей артиллерии стрелять в него шрапнелью с установкой трубки на картечь. Противник снова отступил».
Замечательнее всего, что в этой войне неудачи как будто нисколько не ослабляют врагов. Отбитые десять раз подряд, они снова и снова начинают свои безумные атаки, нисколько не смущаясь понесёнными потерями, не считая своих павших. Такая решительная атака была повторена японцами против наших позиций у деревни Убаньюпузы с рассветом 17-го февраля.
Встреченный жестоким артиллерийским и ружейным огнём, противник повернул назад, устилая южные скаты гор своими трупами. В это время нашему соседнему отряду удалось немного продвинуться вперёд с Тинсхолинского перевала и занять командующую высоту над его расположением к западу от Тамагутаня, который на шесть вёрст северо-восточнее Тинсхоля. Это движение выручило наши войска, едва успевшие отбивать атаки противника, и дало возможность войти в боевую связь обоим отрядам. В 10 часов утра неприятельская батарея участила огонь, доведя его до максимума, подготовляя атаку. Последняя была произведена одновременно и на позиции у Убаньюпузы и на соседние. В 12 часов 20 минут японцам удалось, несмотря на отчаянное сопротивление, взять так называемую Ключевую сопку, так как выяснилось, что у нас почти не осталось патронов, которые опоздали нам выслать: в резерве мы имели только две роты при знамёнах. Было для всех очевидно, что наступили последние минуты борьбы и нужно умирать; солдаты были угрюмы и сосредоточены; в эту тяжёлую для нас минуту появился на позициях священник отец Николай Архангельский в облачении; солдаты стали благоговейно подходить к кресту, после чего генерал Алиев с распущенными знамёнами и оркестром музыки повёл цепи и последний резерв в атаку на Ключевую. Не доходя 20 сажень до неё, находится другая сопка, которую нам удалось отбить и поставить там знамёна. Таким образом появилось название сопки Знамённой. Неприятель настолько, видимо, был утомлён, что не имел сил перейти в контратаку, и бой на время затих.
Но только на время. Дав передохнуть войскам 15 минут, генерал Алиев снова повёл их в атаку на Ключевую сопку. Противник был сбит и отступил с большими потерями, но, поддержанный резервами, сам перешёл в наступление. Японцы начали подниматься вверх, покрывая своей чернотою белые склоны Ключевой сопки. Наши стреляют по ним залпами, сберегая последние патроны. Вот японцы бросились в штыки. На минуту общий рёв. Последние ворвались в окопы, оттуда послышались и словно оборвались несколько воплей. Мы были отброшены на Знаменную сопку и дальнейшее продвижение противника остановили только ударом в штыки. В 6 часов были доставлены запоздавшие патроны и снаряды, и мы получили возможность сконцентрировать огонь наших батарей по Ключевой сопке. Японцы несли страшные потери, но удержались на позициях, хотя сапёрную работу прекратили. Чуть только покажется неприятель с лопатой, как сейчас же шрапнельный огонь нескольких очередей кладёт его на месте. Только что получили донесение, что соседний отряд был атакован противником, при чём временно отрезанный японцами один наш полк отшиб их и с маху отнял три сопки неприятельской позиции. В другом отряде идёт незначительная перестрелка на Тинсихолинском перевале.
Ненадолго замолкают выстрелы, не долго отдыхают от своей кровавой работы и русские, и японские стрелки. Ночью, усталые после жаркого боя солдаты услыхали шум работ, производимых противником на занятой им Ключевой сопке. Несколько человек-охотников подползли на 20 шагов к японцам и были крайне удивлены, увидев бруствер из трупов противника: об этом было сообщено нашей полевой батарее, и она немедленно открыла огонь по Ключевой сопке. Вскоре затрещала ружейная перестрелка, которая временами то стихала, то разгоралась.
Так продолжалось до 8-ми часов вечера 18 февраля, когда отдохнувшие японцы атаковали наши центральные позиции у деревни Убаньяпуза; мы не узнали своего яростного противника, так вяло, словно машинально, он подвигался вперёд, по-видимому его энергия и храбрость разбились о нашу решимость скорей всем умереть, чем оставить наши позиции; на них мы уложили уже несколько тысяч солдат и 100 офицеров; эти павшие товарищи-герои свято и честно исполнили свой долг, и мы нравственно обязаны перед ними довести дело до конца, и атака была отбита с большим уроном для противника. В десять часов утра и в три часа дня она повторялась, но с теми же результатами, что и раньше. В 5 часов дня, после чрезвычайно сильного артиллерийского огня, японцы снова перешли в наступление на Знамённую сопку и на этот раз, подбодренные обнажёнными шашками своих офицеров и получив свежие подкрепления, японцы стремительно бросились вперёд, начался неравный штыковой бой, но в эту решительную минуту вовремя подоспел начальник нашего авангарда генерал Алиев с двумя резервными ротами, которые смяли и отбросили назад противника.
С таким же неуспехом японцы повторили ряд новых приступов 18-го, 19-го, 20-го, 21-го и 22-го февраля.
В общей сложности левое крыло русской армии отбило уже 120 частичных атак – цифры небывалые в истории всемирных войн.
На самом крайнем восточном фланге генерал Данилов, воспользовавшись моментом нравственного или волевого превосходства над японцами, удачно перешёл в наступление и продвинулся своим правым флангом вперёд, захватив после штыковой работы их окопы.
События, происшедшие в восточном отряде, представляют собою, однако, только один из актов той грандиозной кровавой драмы, которая разыгралась на огромной площади вокруг манчжурской столицы, при участии почти что миллиона героев. Захват японцами Далинского перевала послужил для маршала Оямы сигналом к общему наступлению по всему фронту. Атаки против Путиловской и Новгородской сопок, поддержанные страшным огнём 11-дюймовых орудий, несмотря на всю совою ожесточённость, имели скорее демонстративное значение и были отбиты защитниками, зато правый фланг наш пострадал более существенно. Начиная с 15-го февраля, здесь произошёл ряд серьёзных столкновений. Заменившие 1-й корпус полки подпускали японцев на 200 шагов к окопам и встречали залпами почти в упор, отчего вскоре образовались целые горы трупов. К вечеру все атаки были отбиты, но в это же время получилось сведение, что четыре японские колонны двигаются в обход нашего правого фланга между Хунхэ и Ляохэ. Ввиду этого было приказано отходить за реку в полном порядке. С болью в душе отошли назад стрелки, всё время идя с боем. 16-го февраля японцы, получив значительные подкрепления, повели наступление на Сяолинпуза. Против правого фланга соседнего корпуса тоже шли непрерывные атаки, главным образом против Сантаицзы и Тоутаицзы. С отходом правофлангового корпуса стрелков, эта позиция оказывалась сильно выдвинутой вперёд. Заметив это, японцы сделали поворот фронта к реке и стали поражать корпус сильным фланговым огнём. Начались большие и по существу бесполезные потери. Тогда командующий второй армией приказал сводной дивизии под командой генерала Клембатовского перейти немедленно в наступление и занять деревни Пейтхоза и Сайтхайза, так как одна из колонн противника берегом речушки Сих заняла последнюю деревню. Как на парад, развернулись три полка. Стройно и удивительно красиво развернулись и тронулись вперёд Замостьский и Бузулукский полки. В это время из-за песчаных бугров деревень показались пять батарей, из них две стреляли шимозами. Огонь, открытый ими, был ужасен, но полки короткими перебежками двигались безостановочно. В 6 часов вечера замостьцы ворвались в Пейтхозу, не спавшие пять суток бузулукцы – в Сайтхайзу. После упорного боя взято было 7 пулемётов и 300 человек пленных.
Между тем, обходная колонна японцев, двигаясь по Монголии вдоль синминтинской железной дороги, успела завладеть Синминтином и стала угрожать Мукдену с северо-запада.
На синминтин-мукденской дороге японцы были встречены бригадой генерала Биргера.
Задержав наступление от Синминтина, генерал Куропаткин быстро сосредоточил в этом наиболее опасном пункте значительные силы. Благодаря притоку подкреплений сопротивление русских возрастало с каждым часом. 21-го февраля наши войска уже теснили японцев, сами переходя в наступление в район Ташичао, отбирая штурмами деревню за деревней, изображающие собою целые укрепления. Неприятель несколько раз отступал в беспорядке и тогда нёс большие потери, усыпал трупами путь отступления, но также происходили рукопашные бои на улицах и в фанзах селения. Мы взяли несколько пулемётов и много пленных.
Южнее Мукдена стоял под начальством генерала Церпицкого 10-й корпус. 22-го февраля ему пришлось выдержать стремительный натиск японцев. Атаки повторялись почти каждые два часа до самого вечера и всё с новыми силами. Здесь участвовало около двухсот орудий неприятеля и около пятидесяти тысяч войск. Все атаки были отбиты с громадными потерями. В некоторых местах наши войска устраивали брустверы из японских трупов, обсыпая их немного землёю. Потери наши также громадны. Одна весьма важная позиция переходила несколько раз из рук в руки, но ни одна сторона не могла удержать её. Наконец, генерал Церпицкий, верхом, повёл в атаку один полк с музыкой и развёрнутым знаменем. Солдаты целовали его руки и ноги, взяли позицию и удержали её.
Наибольший нажим японцев сосредоточился на треугольнике Янсаньтунь, Улимпу и Эльтхайза. В этом районе отдельные деревни переходили из рук в руки. За то в районе Ташичао мы были принуждены податься несколько назад с захваченных накануне позиций. Благоприятный ход сражения, отбитие тысячи атак, долговременная задержка обходных войск – всё это уже внушало многим из нас надежду на близкую и полную победу, но судьба решила иначе. Маршал Ояма почти все свои свободные силы постепенно стянул к западу от Мукдена против нашего правого фланга, вследствие чего и нам пришлось сосредотачиваться в этом же районе, оставляя южные позиции и сжигая провиантские склады.
Пока не пришло приказание отступать, мы было успешно отстаивали свои позиции, нанося врагу огромный урон. Японская армия таяла и истекала кровью в бесплодных атаках, билась о наши укрепления, засыпая тысячами трупов склоны гор, волчьи ямы и проволочные заграждения. На восточном фронте Линевич, отразив множество атак, успел перейти в наступление и нанести чувствительное поражение генералу Куроки, отодвинув его разбитые и преследуемые полки на несколько миль, к югу.
Стойко держались наши корпуса и в центре, и на юго-западном фронте, удачно выполнив загиб своего фланга в виду обходного движения неприятеля. Но неудача на крайнем правом крыле свела к нулю все итоги частных тактических побед, все подвиги мужества и самоотвержения. Глубокий кружной обход, предпринятый маршалом Оямой с запада, по нейтральной территории был остановлен слишком поздно. Попытка отбросить японскую колонну к Синминтину, предпринятая генералом Куропаткиным, не удалась: хотя ряд мелких деревень был захвачен нами, но волна русского наступления дошла только да Ташичао и разбилась об укрепления, которые японцы успели соорудить в этом пункте. Одновременно было получено известие, что другие обходные японские колонны появились ещё дальше на север и, перейдя линию дороги, прервали тыловые сообщения всей манчжурской армии. Здесь был стратегический ключ японской победы.
При неизвестности относительно количества неприятельских сил, зашедших к нам в тыл, при невозможности опрокинуть колонну, угрожавшую нашему флангу из Ташичао, чтобы отрезать, таким образом, более северные отряды от сообщения с их базой – положение нашей армии становилось критическим.
По словам корреспондента «Нового времени» г. Табурно, вдруг получилось одновременно два известия: японцы на Хуньхэ, воспользовавшись ураганом, дувшим там нам в лицо, восточнее Фулина прорвались через нашу линию, найдя здесь наиболее слабое место, и другое – что одна колонна неприятеля двигается в обход нашего правого фланга. Таким образом, с одной стороны нам грозила опасность иметь путь отступления отрезанным, а с другой – обход. Принять действительные меры одновременно против этих двух угроз не представлялось возможным, и в восемь часов вечера было дано приказание отступить на Телин. По четырём дорогам потянулись грозные по величине наши обозы. Войска Церпицкого с крайнего пункта на юго-западе стали медленно и в порядке отступать. Двадцать пятого Куропаткин удачно сдерживал неприятеля, стремившегося к железной дороге. Утром этого дня, на высоте разъезда нумер 97, восточнее Мандаринской дороги, появилось, как теперь выяснилось, не более одного эскадрона японцев с четырьмя горными орудиями, из которых открыли огонь по нашим обозам, и обозная команда, вообще не привыкшая к звуку шимоз, которые в сущности никакого вреда не принесли, начала покидать повозки, фуры, арбы, словом воцарился беспорядок, который усиливало присутствие частных лиц, отступающих со своим скарбом. Этим течением увлечена была даже часть прислуги отступавшей здесь артиллерии. Неприятель скоро прекратил огонь из орудий, потому что, как рассказывают прибывшие сюда сегодня китайцы, у него не было больше снарядов.
Все свои силы и усилия японцы сосредотачивали к северу. Главная тяжесть их обходного удара обрушилась на наше прикрытие, состоявшее из войск генерала Лауница.
26-го февраля поле перед Телином представляло собою кишащее людьми и лошадьми пространство, прибывали части целыми составами и отдельными партиями. 27-го этот муравейник изрядно поредел, войска уходили на позиции с песнями.
Армия с нашего левого фланга, во главе с генералом Линевичем, отступила в полном порядке и даже, отступая, наносила урон неприятелю.
Отступление такой громадной армии при отсутствии достаточного количества дорог не могло совершиться без больших материальных потерь. Все раненые, около (не ясно) тысяч, за исключением тысячи тяжело раненых, которые не вынесли бы перевозки, были вывезены по железной дороге, вероятно этим же путём заблаговременно вывозилась и артиллерия, особенно тяжёлая, тем не менее всех орудий и боевых запасов увезти не поспели, многое досталось японцам вместе с запасами провианта, облегчившими врагу преследование нашей армии. Точная цифра наших материальных потерь пока ещё неизвестна.
По стратегическим соображением Телин был тоже оставлен. Маршал Ояма перенёс туда свою главную квартиру и энергично продолжал преследование свежими войсками, не участвовавшими в сражении под Мукденом. Во время этого сражения значительная колонна японских войск, тысяч в 40-50, была двинута обходными путями прямо к Телину вдоль левого берега Ляохэ. Возможность отделения такого значительного отряда сама по себе указывает уже на огромное численное превосходство японской армии над русской. Если бы она успела выйти на линию нашего отступления за день, за два, это могло бы привести нас к полной катастрофе, но к счастью маршал Ояма держал её, как заслон, против нашего Телинского гарнизона, о численности и наступательных намерениях которого имел преувеличенные сведения. Покамест наше отступление к северу совершается вполне благополучно. Средний марш в день не превышает 30 вёрст. Армия на ходу усиливается свежими подкреплениями, которые несут службу в арьергарде, заменяя усталых. 4-го и 7-го марта истомлённым войскам была дана дневка. Судя по этим признакам, можно надеяться, что критический момент уже миновал. В то время как наша армия с каждым шагом к северу растёт от притока новых подкреплений, японская, и без того ослабленная огромными потерями под Мукденом, по-видимому, превышающими наши потери, отдаляясь от базы, становится менее сильною.

 Отправлено: 26.12.06 14:35. Заголовок: Re:

Н. П. Линевич.
Высочайшим приказом по военному ведомству от 4-го марта назначен новый главнокомандующий всеми сухопутными и морскими силами – генерал от инфантерии, Николай Петрович Линевич, командовавший до той поры, как известно, 1-й манчжурской армией, во главе которой на смену ему поставлен генерал-адъютант Куропаткин.
Имя маститого ветерана китайской войны, успевшего с блестящей стороны зарекомендовать себя и в течении нынешней войны, чрезвычайно популярно в войсках и хорошо известно в России.
Н. П. Линевич родился в 1838 году в Черниговской губернии; воспитание получил в черниговской гимназии, а затем прямо поступил на военную службу юнкером (в 34-й пехотный Севский полк).
Вскоре по вступлении на службу Н. П. Линевичу пришлось принять участие во многих делах против горцев на Кавказе, и он пробыл там среди непрерывной боевой обстановки до 1864 года. Позднее он, кроме того, принимал участие и покорении западного Кавказа.
Когда началась война 1877-78 годов, Н. П. Линевич, командуя 2-м кавказским стрелковым батальоном, совершил поход на азиатском театре войны. Здесь он участвовал во многих жарких боях и во время штурма Цихис-Дзирских высот получил тяжкую рану в ногу, благодаря которой он до сих пор прихрамывает и ходит с тростью.
В 1891 году Н. П. Линевич был произведён в первый генеральский чин, а спустя четыре года получил назначение на Дальний Восток в качестве командующего войсками южно-уссурийского отдела приамурского военного округа. Здесь он выказал особенно значительную и полезную деятельность при развёртывании и устройстве восточно-сибирских стрелковых полков.
Всем известно, какую блестящую роль сыграл затем Н. П. Линевич в усмирении вспыхнувшего в 1899 году боксёрского восстания. Восстание это завершилось осадой иностранных посольств в Пекине, и, вот, тогда то Н. П. со своим корпусом двинулся во главе печилийского отряда на Пекин и после ряда удачных боевых дел вступил в китайскую столицу и освободил осаждённые посольства.
В 1903 году последовало назначение Н. П. Линевича командующим войсками приамурского военного округа, а когда вспыхнула русско-японская война, маститый генерал почти с самого же открытия военных действий принял в них деятельное участие. А в октябре 1904 года состоялось его назначение на должность командующего 1-й манчжурской армией.
Во главе этой армии Н. П. Линевич блестяще выдержал страшную мукденскую битву. Во время мукденского погрома не пострадала одна лишь первая армия. Она не уступила ни пяди своих позиций, и, когда было решено отступление, Н. П. Линевич отступил в величайшем порядке, нанося неприятелю урон. По отзыву корреспондентов, «полки армии Линевича стройно, с пением вошли в Телин, не потеряв ни одного отсталого». Не только ни одно орудие не было оставлено японцам, но, наоборот, было захвачено 7 японских пулемётов и 400 пленных. Таким образом, Линевич со своей армией, безусловно, спас честь русского оружия в эти тяжкие для России дни.
Своими прекрасными боевыми качествами 1-я армия всецело обязана заботам и организаторскому таланту Н. П. Линевича. Насколько он талантлив в этом отношении и заботлив к войскам, видно, хотя бы, из следующих фактов.
Когда Н. П. командовал войсками южно-уссурийского отдела, он на смотрах поверял лично каждого человека отдельно. Он знакомился с каждым из стрелков, и хотя многие в душе бранили «надоедливого» генерала за его бесконечные смотры, но результатом оказалось то, что сибирские стрелки приобрели славу лучших солдат в Сибири.
До Н. П. Линевича наши батальоны на Востоке представляли собою скорее рабочие команды, чем боевые части. У войск почти не было обозов, и много времени уходило на заготовление солдатскими руками дров, сена, овощей, на постройку казарм и пр. Н. П. Линевич устранил эту ненормальность, и войска стали войсками, а не рабочими командами.
Н. П. Линевич высоко ценит частную инициативу. Так, однажды один из офицеров на свой страх и риск, не спросясь начальства, выстроил в Тянь-Цзинь казармы особого лёгкого типа. Ближайшее начальство увидело в этом умаление своего престижа, но начальник печилийского отряда, генерал Линевич, увидев хорошо и дёшево выстроенное помещение, выразил молодому офицеру вместо порицания свою благодарность и при этом привёл, как пример частного почина, свою собственную решимость идти на Пекин, хотя это и вызывало опасения.
Несмотря на свою требовательность к подчинённым, генерал Линевич очень сердечно относится к их частным нуждам и пользуется глубочайшей симпатией и доверием с их стороны. Недаром его в войсках зовут: «папаша Линевич», прекрасно характеризуя этим его чисто отеческие отношения к солдатам и офицерам.

 Отправлено: 27.12.06 14:59. Заголовок: Re:

«Нива» №12 (26 марта 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – В гостях у раненых. – Набег отряда Мищенко на Инкоу. – Р. А. Хрещатицкий. – Д. П. Дохтуров. – П. О. Бобровский. – Н. Д. Малашкин. – Заявление. – Объявления.
Фотографии: Эвакуационный госпиталь Имени Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны в С.-Петербурге. Хирургическая палатка на 2-х больных. - Эвакуационный госпиталь Имени Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны в С.-Петербурге. В коридоре. - Эвакуационный госпиталь Имени Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны в С.-Петербурге. Общая хирургическая палата. - Эвакуационный госпиталь Имени Её Императорского Величества Государыни Императрицы Марии Фёдоровны в С.-Петербурге. Больные за обедом. – Командир подполковник Аксёнов и офицеры 3-го батальона 3-го восточно-сибирского стрелкового полка с фельдфебелем 10-й роты, находящимся на службе 32 года. – Командир подполковник Фёдоров и офицеры 2-го батальона 3-го восточно-сибирского стрелкового полка. - 3-й восточно-сибирский стрелковый полк. Офицеры 1-го батальона с командиром батальона подполковником Кузьминым. – Осетинская сотня, во главе с есаулом Белогорцевым, принимавшая участие в набеге на Инкоу. – 2-й Дагестанский конный полк. 1.) Генерал-майор князь Орбелиани, командир дагестанского отряда, отправленного на Дальний Восток; 2.) Полковник Хан-Нахичеванский, командир Дагестанского полка; 3.) Князь Д. З. Чавчадзе; 4.) Глонти; 5.) Подполковник князь Туманов; 6.) Шереметев; 7.) Кобиев; 8.) Чавчадзе; 9.) Кусов; 10.) Генерал-лейтенант З. Чавчадзе; 11.) Е. П. Шереметева. – Группа офицеров 60-го Замостьского полка (8-го армейского корпуса), принимавшего участие в последних сражениях. – Кавалеры-георгиевцы: Командир 33-его восточно-сибирского стрелкового полка полковник А. Н. Бунин, контуженный у деревни Сандепу. – Командир 2-го батальона 3-го мортирного полка подполковник Д. Д. Федченко, награждённый орденом Св. Георгия 4-й степени. – Подполковник 6-го стрелкового пехотного полка А. М. Емельянов, убитый 15-го января. – Подполковник 2-го восточносибирского стрелкового полка М. М. (пропуск), раненый 14-го…у Сандепу. – Капитан 148-го Каспийского пехотного полка С. З. Домбровский, убитый 1-го октября при атаке Тансахайских высот. – Капитан 285-го Мценского пехотного полка С. И. Бонецкий, раненый 29-го сентября. – Штабс-капитан 20-й конно-артиллерийской батареи Е. Ф. Рагоза, раненый под Ляояном и скончавшийся в дворянском госпитале в Харбине. – Подполковник барон И. Р. Мирбах, убитый в бою у деревни Синючен. – Лейтенант В. А. Сиденснер, командир 13-й роты Квантунского флотского экипажа, убитый 23 ноября 1904 года при штурме Высокой горы. – Мичман Н. Н. Алексеев, убитый при штурме Высокой горы в Порт-Артуре. – Мичман Бершадский, убитый при штурме Высокой горы в Порт-Артуре. – Мичман В. Соймонов 1-й, убитый при штурме Высокой горы в Порт-Артуре. За храбрость и самоотвержение в боях с неприятелем был награждён орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами и бантом и Св. Анны 3-й степени с мечами и бантом. – Лейтенант Л. М. Зельгейм, убитый на передовых позициях в Порт-Артуре. – Лейтенант А. И. Смирнов, раненый 10-го июня в Порт-Артуре; в плену в Мацуям. – Поручик 13-го восточносибирского стрелкового полка В. В. Левицкий, раненый при отбитии штурма Высокой горы в Порт-Артуре 9-го августа и контуженый 15-го декабря. – Поручик 26-го восточносибирского стрелкового полка Е. К. Синкевич, убитый 2-го декабря в Порт-Артуре в одном каземате с генералом Кондратенко. – Подпоручик 27-го восточносибирского стрелкового полка Р. Я. Нечай, убитый на Высокой горе в Порт-Артуре. – Подпоручик 14-го восточносибирского стрелкового полка Е. И. Аксаков, убитый в Порт-Артуре. – Генерал от инфантерии М. И. Батьянов, назначенный командующим третьей армией. – Генерал-майор Д. Д. Кузьмин-Караваев, назначенный товарищем генерал-фельдцейхмейстера. – Командующий войсками Приамурского военного округа, наказной войсковой атаман Приамурского казачьего войска генерал от кавалерии Р. А. Хрещатицкий. – Медицинский персонал плавучего госпиталя «Кострома». – Плавучий госпиталь «Кострома» перед отплытием из Одессы. – Генерал от кавалерии Д. П. Дохтуров (+ 12-го марта 1905 года). – Комендант Владивостокской крепости генерал-лейтенант Г. Н. Казбек. – Генерал от инфантерии П. О. Бобровский (+ 3-го февраля 1905 года). – Н. Д. Малашкин (+ 2-го февраля 1905 года).

 Отправлено: 27.12.06 15:00. Заголовок: Re:

Набег отряда Мищенко на Инкоу.
В самом конце истекшего года совершён был геройский набег отряда Мищенко, окончившийся взрывом железной дороги между Дашичао-Инкоу и сожжением провиантских складов у Инкоу.
Приводим письмо одного из участников этого похода:
«26-го декабря выступило нас 72 сотни при двух батареях в тыл неприятеля под начальством генерала Мищенко. Переночевав в деревне Ашанюр, мы, 28-го, столкнулись с японцами на реке Хунхэ. С японцами здесь были и хунхузы под начальством Тулисана. В авангарде шёл Дагестанский полк, который, бросившись в атаку, сбил неприятеля, потеряв сам одного офицера убитым и двух нижних чинов ранеными. Дальше отряд двинулся к Нючжюаню, где была уничтожена японская рота и взято в плен 8 японцев. И, наконец, 30-го подошли к Инкоу. Здесь Терско-Кубанский полк был послан для порчи железной дороги между Инкоу и Дашичао. Полк выделил авангард в 2 сотни под начальством есаула Белогорцева и двигался по назначению. Авангард, не доходя 3-х вёрст до полотна железной дороги, видел мчащийся поезд по направлению в Инкоу из Дашичао. Заметив это, Белогорцев со своим отрядом на рысях бросился к деревне – у самого полотна железной дороги. Но поезд успел одновременно подойти туда же и открыл по всадникам огонь с платформ. Платформ было 16, и на каждой от 60-70 человек. Стреляли японцы с платформ лёжа, немногие стреляли стоя.
Полк терце-кубанцев спешил к своим на помощь, но, встреченный огнём, на рысях отступил. Но отряд Белогорцева, спешившись и укрывшись за фанзами, открыл огонь по платформам залпами, затем пачками. Не выдержав огня, поезд двинулся в Инкоу. Всадники бросились к полотну. Но портить его было нечем. Вьюк находился при полку. Оставалось одно: рубить кинжалами телеграфные столбы и наваливать камни на полотно. Но вот и вьюк сапёрный прибыл. Пироксилином начали взрывать рельсы в нескольких местах, и получили приказ к отступлению. Отступая, отряд видит: от Инкоу летит паровоз в Дашичао – вероятно, с донесением о блокаде Инкоу, и, долетев к месту порчи, опрокинулся. После неудачного штурма Инкоу полковником Хорановым, отряд отступил.
Герою этого набега, есаулу Белогорцеву, 50 лет. Он назначен на войну командовать осетинской сотней, как человек хорошо знакомый с языком осетин и их обычаями. Назначение это вполне совпадало с желаниями всадников сотни, так как есаул и в мирное время часто приглашался, как казачьим так и горским населением, для разрешения различных семейных и общих вопросов. Признательность же населения выразилась в небывалых ещё в наших краях проводах есаула Белогорцева. Русское и туземное население провожало своего односельчанина несколько вёрст за станицу огромною толпой.

 Отправлено: 27.12.06 15:00. Заголовок: Re:

Р. А. Хрещатицкий.
Высочайшим приказом от 14-го ноября прошлого года на вакантную должность командующего войсками Приамурского военного округа и войскового наказного атамана Приамурского казачьего войска назначен генерал от кавалерии Ростислав Александрович Хрещатицкий.
Р. А. Хрещатицкий – один из известнейших наших боевых генералов и военных администраторов. Его имя часто упоминается в истории русско-турецкой войны 1877-78 годов, в которой он принимал видное и деятельное участие. Назначение его на важный пост командующего войсками Приамурского военного округа вполне соответствует его долголетней административной опытности и практическим военным познаниям, и даст ему возможность вполне развернуть все свои силы и способности и в полной мере послужить родине в тяжёлое переживаемое ею время.
Р. А. Хрещатицкий – уроженец Новониколаевской станицы земли Войска Донского. Родился он в 1841 году. По окончанию курса в Пажеском корпусе он был произведён в 1861 году в офицеры и был назначен на службу в донской казачий полк на Кавказ. В 1871 году он имел уже чин полковника и был в этом чине прикомандирован к учебному кавалерийскому эскадрону для прохождения курса. В 1873 году Р. А. получил назначение на должность командира 27-го донского казачьего полка (переименованного потом в 12-й донской казачий полк), и когда вспыхнула русско-турецкая война, он участвовал со своим полком, находясь в составе рущукского отряда, во многих делах с турками: при деревне Обертеник, при Черноводах, Красном, Кадыкьов и др.
В 1880 году Р. А. Хрещатицкий получил чин генерал-майора, а в 1881 году был назначен командиром 2-й бригады 6-й кавалерийской дивизии. Спустя семь лет, а именно в 1888 году, он состоял окружным начальником Таганрогского округа земли Войска Донского. После того Р. А. Хрещатицкому довелось командовать 14-м армейским корпусом, при чём в текущем году он был произведён в генералы от кавалерии.
В разное время Р. А. Хрещатицкий состоял членом в комитете по устройству и образованию войск и, кроме того, участвовал в особых казачьих комиссиях по разным вопросам.

Не знаю, печатать ли панегирик на генерала от кавалерии Д. П. Дохтурова. С РЯВ связано только тем, что назначался он на командование соединением, да до фронта не добрался (помер в здании главного штаба от удара).

 Отправлено: 29.12.06 14:09. Заголовок: Re:

«Нива» №13 (2 апреля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – Стихотворение князя Ф. Косаткина-Ростовского. – Миниатюры К. Льдова. – Голь и нищета. Легенда Ж. Марибера. – Муза. – Отступление русской армии (отклики войны). – Г. Х. Андерсен. – В. Е. Генкель. – Смесь. – Заявление. – Объявление.
Фотографии: Группа офицеров и добровольных сестёр милосердия, прибывших из Порт-Артура в Одессу: Курилова, Ермакова, Васильева, Иванова, Скреплёва, Непенина, Соколова, Непенин, поручик Августовский и зауряд-прапорщик Писаревич. – Георгиевские кавалеры – нижние чины 2-го эскадрона Приморского драгунского полка. - Георгиевские кавалеры – чины 2-го эскадрона офицеров Приморского драгунского полка. - Георгиевские кавалеры – нижние чины Приморского драгунского полка. - Георгиевские кавалеры – нижние чины 146-го Царицинского полка. - Георгиевские кавалеры – нижние чины Барнаульского полка. – Праздник штаба 4-го сибирского корпуса в деревне Хуаньшань. Торжественный молебен. – У окопа 11-го восточносибирского стрелкового полка. – Внутренний вид лазарета лифляндского отряда Красного Креста, заведываемого князем П. П. Ливен и княгиней М. П. Ливен (старшей сестрой милосердия лазарета) при разъезде Эхо (вост.-кит. Жел. Дор.) на берегу реки Мадон-дзян. – 4-й сибирский военно-санитарный поезд. – Витебский подвижной госпиталь Красного Креста в деревне Давагань-пу. – Внутренний вид госпитальной палатки витебского госпиталя. – Группа витебского подвижного госпиталя Красного Креста: 1.) Старший врач К. О. Урбанович, 2.) Хирург В. В. Парфёнов. – Общий внутренний вид бараков госпиталя отряда Иверской общины Красного Креста в Харбине. В центре, в чёрном платье – раненая сестра милосердия А. А. Яковенко-Яковлева. – Группа выздоравливающих больных и раненых и персонал госпиталя Иверской общины в Харбине. В качалке - сестра милосердия А. А. Яковенко-Яковлева. – Ялтинская община сестёр милосердия и находящиеся на излечении в лазарете при этой общине больные и раненые офицеры, эвакуированные с Дальнего Востока: 1.) Попечитель общины – княгиня М. В. Барятинская, 2.) Ротмистр А. В. Алексеев (5-го Черн. др. полка), 3.) генерал-майор барон Ребиндер (командир 2-й бригады 3-го сибирского полка), 4.) капитан А. А. Чернов (137-й Нежинский полк), 5.) сестра-настоятельница Е. Ф. Кудрявцева, 6.) госпожа Бауэр, 7.) сестра Х. И. Андреева, 8.) главный врач В. В. Бурейко, 9.) сестра Загладюк, 10.) Лесовицкая, 11.) Тампофольская 1-я, 12.) Эрганова, 13.) С. В. Курилов (24-го восточносибирского стрелкового полка), 14.) генерал-майор Дьяконов, заведующий эвакуацией раненых в Крым, 15.) поручик Н. П. Бауэр (Заамурского окружного отдельного корпуса пограничной стражи), 16.) прапорщик Б. Н. Домогацкий (122-го пехотного Тамбовского полка), 17.) коллежский асессор Ф. Н. Харитонов (8-го Томского сибирского пехотного полка), 18.) подпоручик князь М. Г. Гантимуров (21-го восточносибирского стрелкового полка), 19.) сестра Тарасенко, 20.) капитан Н. Г. Александров (9-го восточносибирского стрелкового полка), 21.) госпожа Александрова, 22.) сестра Покровская, 23.) Тампофольская 2-я, 24.) Алёхина, 25.) штабс-капитан Н. И. Сушкевич (12-го восточносибирского стрелкового полка). – Отряд сестёр милосердия Георгиевской общины с временным комендантом Жуковым, отправившийся 6-го января 1905 года на Дальний Восток в 37-м сибирском военно-санитарном поезде. – Японский продовольственный склад у Янтая. – Великий Князь Александр Михайлович и Великая Княгиня Ксения Александровна со свитой и с больными и ранеными воинами, находящимися на излечении в бараках, устроенных Их Императорскими Высочествами в Ай-Тодор (в Крыму): Сидят: 1.) Штабс-капитан Шибуев, 2.) капитан Романовский, 3.) поручик Ташконов (раненый под Тюренченом), 4.) Управляющий Двором Великого Князя С. Н. Евреинов, 5.) Великий Князь Александр Михайлович, 6.) Б. О. Якубовский (командир яхты «Тамара»), Стоят: 7.) матрос Козаневич (с крейсера «Россия»), 8.) и 9.) адъютанты Великого Князя Н. Ф. Фогель и В. А. Шателен, 10.) полковник Дю-Прейль-Эшаппарр, 11.) доктор А. Шафрановский, 12.) фрейлина С. Д. Евреинова, 13.) лейтенант А. В. Домбровский (ранен на крейсере «Россия»), 14.) Великая княгиня Ксения Александровна, 15.) мичман Заев (раненый на миноносце «Выносливый», 16.) мичман барон Аминов (раненый на крейсере «Россия»), 17.) матрос Бабичев (раненый на крейсере «Громобой»). – Прибытие раненых в Петербург. Карета с носилками для перевозки в госпиталь (боковая стенка кареты приподнята). – Персонал первого летучего отряда Красного Креста с сёстрами Харьковской общины Жуковой и Яковенко-Яковлевой на пути к позиции у Аньпинлинского перевала. – В. Е. Генкель. По поводу 80-тилетия дня рождения.

 Отправлено: 29.12.06 14:09. Заголовок: Re:

Отступление русской армии
(Отклики войны).
Конечные итоги февральских боёв очень тяжелы для нас, но в то же время не вполне отрадны и для наших врагов.
Русская армия, обновлённая в своём командующем составе, всё-таки ускользнула из расставленного японскими стратегами капкана и, отступая на север, успела снова вырасти и окрепнуть, усиленная новоприбывшими полками, и снова стала готовой к борьбе, как после Ляояна и Шаохэ.
С назначением главнокомандующим генерала Линевича, пользующегося огромной популярностью у солдат, в действиях отступающей армии почувствовалась большая твёрдость и решительность. Взрывы мостов и капитальное разрушение дороги, производимое русским арьергардом, ещё более затрудняет преследование. Уже в первые дни после Телина усталым полкам была дана дневка, указывающая на отсутствие непосредственной опасности. Получилась большая уверенность в собственных силах, которая продолжала расти и укрепляться с каждым днём по мере концентрации сил и подхода новых подкреплений. Судя по официальному подсчёту всех отправленных через Харбина войск, сделанному главным штабом, количество подкреплений, способных быстро восстановить армию Линевича и довести её до прежнего состава, очень значительно. По компетентному удостоверению нашего специального военного органа, за 13 месяцев войны по 27-е февраля текущего года в Харбин по железной дороге перевезено 13.087 офицеров, 761.467 нижних чинов, 146.408 лошадей, 1.521 пушка и почти 20 миллионов пудов разного военного груза. Цифры, поражающие своей грандиозностью и снимающие с сибирской железной дороги тяжкие нарекания в бездеятельности. Каждый день дорога провозила в среднем до 2-х тысяч солдат, т.е. около 1 ½ - 2 армейских корпусов в месяц. Вместе с местными войсками, бывшими в Манчжурии до войны, это составит около 800 тысяч солдат. Куда же девались и как были распределены эти колоссальные силы? Если даже отделить около 200 тысяч солдат на нестроевую службу, останется всё-таки 600-тысячная армия. Из этого состава нужно выделить тысяч по 50-60 на гарнизоны Владивостока и Порт-Артура, значительные силы, вероятно тысяч 30-40, были сосредоточены в отряде, оперировавшем в Северной Корее; за вычетом этих сил останется уже 440-450 тысяч. Из них на охрану дороги приходилось отделить от 130 до 150 тысяч человек, так что в строю находилось собственно не более 300-320 тысяч. Не смотря на всё совершенство санитарного состояния армии, забота о котором составляет бесспорную и высшую заслугу генерала Куропаткина, из 800-тысячной армии всё-таки нужно положить известный процент убыли на больных и умерших. Определив их в 10 или 20 тысяч, нужно подсчитать потери ранеными, убитыми и попавшими в плен. Тюренчен, Вафангоу, Дашичао, Далин, Ляоян, Шахэ и, наконец, Мукден – стоили нам огромных жертв. Под Тюренченом мы потеряли 8 тысяч, под Вафангоу – 14 тысяч, под Ляояном – около 20 тысяч (японцы около 50 тысяч), на Шахэ – свыше 43 тысяч; всего, не считая более мелких сражений, около 85 тысяч. Это – до Мукдена, численность русских войск под которым не могла превышать 250-270 тысяч человек. Последнее сражение стоило нам приблизительно 60-70 тысяч потерь, но, уже не говоря о притоке новых полков, самое сокращение линии тыловой охраны при отступлении на север значительно пополняет боевой состав армии, тогда как преследующий нас противник, тоже в значительной степени обессиленный понесёнными потерями, которые по официальному исчислению в последнем сражении доходят у него до 57 тысяч убитыми и ранеными, поневоле растягивает свои силы по удлиняющемуся тылу.
Как дорого достались нашим противникам мукденские лавры, об этом мы едва ли имеем даже приблизительное представление. Официальные японские источники не очень склонны к излишней откровенности, иностранные, преимущественно английские, корреспонденты тоже о многом умалчивают из высших соображений дружественной политики, но отдельные эпизоды и случайно срывающиеся признания рисуют поистине ужасную картину. Например, со слов японской газеты «Осака Миинчи», корреспондент «Central News» описывает один эпизод последнего боя, закончившийся почти полным уничтожением двух японских полков, из которых осталось в живых только 100 солдат.
По рассказам корреспондента «Daily News», счастливый исход мукденского сражения для японцев одно время висел на волоске. Главная драма разыгрывалась в обходных колоннах, направленных против правого русского фланга.
Критический момент для японцев наступил в ночь на 23-е февраля, когда генерал Ноги, опасаясь, что его армия будет не в состоянии выдержать напора русских, обратился за помощью к генералу Оку. Малая сравнительно армия Оку была сама занята боем, и в течении нескольких часов казалось, что весь план японцев постигнет неудача. Если бы русские прорвались на юг сквозь правый фланг армии генерала Ноги, это кончилось бы для японцев погромом, так как русские оказались бы в состоянии окружить всю порт-артурскую армию и уничтожить её. Если бы они прорвались через фронт, защищаемый генералом Оку, результат был бы приблизительно тот же самый.
К счастью японцев, оборона русских носила недостаточно активный характер. Воспользовавшись бездеятельностью и нерешительностью противника, маршал Оку решился на рискованный шаг. Он отрядил из своей армии дивизию и двинул её в подкрепление генералу Ноги.
С оставшимися у него дивизиями он бросился в бешеную атаку против русского фронта. Однако, потеряв тысячи людей, он всё-таки не мог прорвать русского расположения. Русские тогда бросились в безумно храбрую контратаку, намереваясь прорвать фронт своего противника. Эта атака была неудачна, хотя во время её было уничтожено почти поголовно два полка японцев. В то время, как отчаянная бойня происходила на юге от армии генерала Ноги, он со своей армией благодаря лишней дивизии, посланной ему в помощь генералом Оку, успел не только помешать русским его отрезать, но, в конце концов, занял линию полотна железной дороги.
Последнее обстоятельство поколебало решимость русского сопротивления, побудило генерала Куропаткина отдать приказ об отступлении и решило участь боя не в нашу пользу.
На этот раз японцы широко использовали свою победу и в течении нескольких дней энергично преследовали русских, но вслед за тем возрастающая энергия отпора со стороны русских арьергардов, разрушение мостов и начавшаяся весенняя распутица, а также необходимость собрать и обновить силы и боевые запасы – всё это заставило японцев приостановить преследование.
В течение почти двух недель мы уже стоим на местах и не подвигаемся севернее станции Сыпингая. Главные силы генерала Линевича сосредотачиваются на укрепляемых позициях где-то в районе станции Гунжулин на реке Даляохэ, надо думать – на северном её берегу, так как бурная по весеннему времени речка в тылу не представляет особых удобств на случай возможного отступления. Японский натиск на арьергарды почти прекратился, и все корреспонденты единодушно отмечают наступление нового периода затишья, предвещающего в будущем новые кровавые бури. Души многих смущают только настойчивые слухи о предпринимаемых будто бы японцами глубоких круговых обходах с одной стороны на Гирин, а с другой – на Бодунэ и Цицикар. Но самые расстояния от места расположения японских сил до названных городов должны бы в значительной степени развеять эти опасения. Наиболее тревожный смысл настоящей минуты составляет для армии вопрос о продовольствии, который грозит бесконечно осложниться в случае оставления нами северной Манчжурии.
Пока Гиринский округ и верховья реки Сунгари в наших руках, прокормление армии вполне обеспечено местными средствами, но если нам придётся отступить за Харбин, то почти весь провиант нужно будет подвозить из Сибири, что значительно обессилит работу железной дороги по подвозу подкреплений и снарядов. Пока никаких указаний на необходимость такого глубокого отступления нет, и можно надеяться, что с новым главнокомандующим русская армия сумеет отстоять за собою необходимую для её питания населённую часть северной Манчжурии.

 Отправлено: 06.01.07 22:12. Заголовок: Re:

«Нива» №14 (9 апреля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (продолжение). – На кресте. – Ж. Б. Грез. – Жюль Верн. – На войне (от нашего специального корреспондента). – Н. И. Гомзяков. – Смесь. – Объявления.
Фотографии: Один из способов моих передвижений (В. Табурин на верблюде). – При таких условиях мне приходилось работать (В. Табурин лёжа на земле что-то пишет). – Полковник Леш в Падъянтае. – Полковник Леш впереди своего полка и его адъютант поручик Никитин. – Казачьи юрты в Суятуне. – Падъянтай. Денежный ящик 1-го полка. – Стены дворов в Падъянтае, приведённом в оборонительное положение. – Полковник Леш встречает прибывших в деревню генерала Гернгросса и генерала Бринкена. – Мы стали закусывать (действительно, лучше выглядят ). – Мясо на котлеты для господ офицеров. – Китайское семейство. – Внутренний вид китайской фанзы, покинутой жителями. – Капитан 5-го восточносибирского стрелкового полка Николай Иванович Гомзяков, убитый 3-го мая между Саншилипу и Киньчжоу у Порт-Артура.

 Отправлено: 06.01.07 22:12. Заголовок: Re:

На войне (от нашего специального корреспондента).
Мукденский бой.
I. Полковник Леш.
Началом мукденских операций можно считать тот момент, когда 1-й восточносибирский корпус был переброшен с крайнего правого фланга на левый – из состава второй армии – в первую. Быстрый переход корпуса с обозами доказал, что части нашей армии могут с успехом передвигаться, когда это нужно, но в данном случае это оказалось нужным лишь в восьмой части, так как из восьми полков лишь один 2-й полк был пущен в дело, а остальные семь полков, проводив своего соратника, были немедленно возвращены обратно.
Тем временем Ноги со своей армией, пользуясь ослаблением нашего правого фланга, сделал рискованное, но весьма решительное обходное движение, что и было причиной мукденской развязки.
После Сандепу взоры всех следивших за военными операциями обращались всё к тому же Сандепу, овладение которым было необходимо. Вся местность была прекрасно оснащена ляохэйским отрядом. Медленно и систематично мы загибали нашим правым флангом, подвигаясь к линии железной дороги. Первая неудача в овладении Сандепу, причину которой разъяснит лишь история, не охладило надежд и стремления овладеть этим важным пунктом. Нужно заметить, однако, что начало движения к Сандепу было выполнено блестяще. Деревни Хэгоутай и Хуанлатодзе, в тылу Сандепу, были взяты 1-м и 2-м полками так неожиданно и стремительно, что пленные японцы с удивлением спрашивали, как могли мы туда пробраться.
34-й полк (1-го корпуса) занял деревню Тутайдзы. 8-й корпус захватил деревню Бейтадзы и линию деревень от Джантаня до Маландяна. Отряд Мищенки в это время направлялся на деревни Суэрпу и Ландагоу, произведя смятение в тылу у неприятеля.
Японцы тем временем опомнились и к утру 15-го января большими силами начали наступление на нашу линию Хэгоутай – Дзюцайхедзе. 1-й корпус (1-я и 9-я дивизии) занял оборонительное положение у этих деревень, и все стремительные атаки неприятеля были отбиты. Войска готовились к бою на следующий день и приводили занимаемые ими позиции в оборонительное положение.
Но…ночью было получено приказание отступить…Операция была признана рискованной и неудачной…
1-й и 2-й полки, отойдя к северу, стали резервом в деревне Падъянтай.
Со дня на день ждали вторичного наступления на Сандепу. Топографы усиленно работали в районе, прилегающем к неприятельским позициям. С воздушного шара делались весьма удачные фотографические снимки окрестностей Сандепу. Но в то же время ляохэйский отряд был расформирован.
В начале февраля, ожидая на правом фланге событий, я прибыл в Падъянтай. До этого времени я прожил недели три на востоке в Фушунских копях. Собранных здесь материалов мне не удалось обработать, так как обстоятельства принудили меня спешить на правый фланг. В моих путешествиях мне пришлось испытать различные способы передвижения. В Фушуне, где в это время стояли сильные морозы, моя кавалерийская лошадь пала, и некоторое время я ездил на верблюде, которым меня снабдил начальник охраны фушунской ветки ротмистр Д. Лохов. Приходилось путешествовать в угольных вагонах и на остановках иногда по целым суткам проживать в таком помещении при пятнадцатиградусном морозе.
В Чансяматуне я соединился с фотографом главнокомандующего, попутчиком на правый фланг, А. Ивановым, у которого была казённая двуколка. В Суятуне мы от уральских казаков получили людей и лошадей и двинулись на северо-запад навстречу нестерпимому морозному ветру.
В Суятуне казаки живут в оригинальных для манчжурских полей киргизских юртах из оленьих шкур. Эти юрты, в виде пробы, доставлены сюда для Красного Креста, но доктора предпочли им тёплые палатки.
8-го февраля вечером мы прибыли в Падъянтай. Это громадная деревня, в которой свободно разместились два полка с артиллерией и обозами. Она, как и все деревни в районе военных действий, приведена в оборонительное положение – её стены зияют рядами бойниц, но не в виде зубцов, как делалось прежде, а в виде отверстий, что много предохраняет от огня голову стрелка.
Въехав в деревню, мы с Ивановым отыскали фанзу заведующего хозяйством 1-го полка, нашего общего знакомого подполковника Плешкова, и, не дожидаясь приглашений, въехали во двор, занятый повозками, лошадьми и денежным ящиком полка.
В фанзе было темно. Господа офицеры, которых потом оказалось восемь человек, спали на канах.
Мы окликнули подполковника и услышали его сердитый спросонья голос.
- Кто тут? Гости? Тоже принесла нелёгкая… Не дадут людям поспать… Да говорите, кто такие?… Впрочем, всё равно… Иван!!! – гаркнул он таким громовым голосом, что бумага в окнах затрепетала, а остальные лежащие на канах зашевелились и начали подыматься.
Пришёл Иван.
- Раздевай их высокоблагородия и давай водку, закуску и вообще ужин… Понял?
- Так точно, понял…
А. Плешков – идеальный заведующий хозяйством, большой хлебосол, остряк и общий любимец в полку.
- Узнаю вас по голосу, - обратился он ко мне: - Вы, конечно, будете ночевать?
- Не только ночевать, но даже рассчитываю поселиться у вас на неопределённое время.
- Чудесно. В таком случае, вот ваше место – рядом со мной, аршин в ширину, для вашей комплекции этого достаточно. Вашими соседями будут кролики, которых оставил в моё владение китаец – хозяин этой фанзы. Они меня греют. Впрочем, одного из них я могу вам уступить для того же употребления.
Наш разговор поднял остальных офицеров. Принесли огонь. На столе появились металлические тарелки, кружки вместо стеклянной посуды, дымящиеся сковороды, жестянки консервов и прочие яства, свидетельствовавшие о полном благоденствие полка в резерве.
Ещё не сели ужинать, как пришёл ординарец от командира полка, который, узнав о моём прибытии, просил меня к себе.
Имя полковника Леша, несмотря на его невысокий чин, - известно всем. Номинально он командир 1-го Его Величества восточносибирского стрелкового полка, но на деле он уже с Айсандзяна командует то бригадой, то отрядом из нескольких полков. Все знающие его, как боевого начальника, признают за ним крупное военное дарование, и товарищи искренне желают поскорее видеть его командиром дивизии и корпуса, но устав чинопроизводства держит его в узких рамках, потому что он…молод.
Леш – высокого роста, плотного сложения. Его портреты не могут дать о нём понятия, потому что для этого пришлось бы снимать его в бою. В мирной обстановке это скромный и даже застенчивый человек. На собеседника он смотрит голубыми глазками, в которых светится нежная доброта прямодушного и честного человека. При такой обстановке трудно поверить, что этот тяжеловатый на вид добряк обладает громадной силой воли, неутомимой энергией и умеет повелевать, как истый боевой начальник.
Но стоит заговорить с ним о военном деле, и он преображается. Он хватает карту, разбирает позиции, решает тактические задачи, горячится, увлекается, и вы видите в нём глубокую страсть, которая владеет всем его существом и для которой он готов жить и помереть.
Ординарец повёл меня по длинным улицам деревни, соединённым в обширные площади. Во дворах светились костры, солдаты разогревали чай. Откуда-то доносилось пение вечерней молитвы.
Пройдя около версты (многие китайские деревни превосходят по величине наши провинциальные города), мы наконец завернули в обширный двор. У чистой небольшой фанзы ходит караульный, охраняющий полковое знамя, которое хранится в комнате, занимаемой командиром.
Леша я застал во втором отделении фанзы, где на китайском столе разложены были карты, и он, нагнувшись, их рассматривал.
Мы обнялись, как друзья, сблизившиеся уже давно, считая годами месяцы тяжёлой боевой жизни.
Он попрекнул меня, что я не был в деле у Сандепу, но тут же, потирая руки, прибавил, что, по-видимому, их скоро двинут опять туда же. Стуча своим пудовым кулаком по карте, он стал доказывать необходимость овладения Сандепу.
Я слушал его внимательно, но, наконец, как человек штатский, к Сандепу несколько охладел, а, как человек голодный, вспомнил, что я два дня не обедал.
- Скажи пожалуйста, Леонид Вильгельмович, - промолвил я, осторожно удерживая его жестикуляции: - для кого там в комнате приготовлен ужин?
- Ах, ты ещё не ел?
- Собственно говоря, последний раз я ел третьего дня…
- Что ж ты сразу не сказал!
Он громко расхохотался, свернул карты и сразу превратился в добрейшего хозяина.
- У нас всё есть, и печенье к чаю, и сладости, и всевозможные консервы – всё подарок главнокомандующего в день полкового праздника. До сих пор не можем доесть.
Узнав, что я остановился у подполковника Плешкова, он решил, что мне там будет тесно и неудобно.
- Ординарец! – крикнул он.
Появился бравый ординарец, один из его двенадцати молодцов.
- Принести сюда вещи их высокоблагородия. Кровать, если есть.
Я скромно заявил, что у меня не кровать, а спальный резиновый мешок.
- Тащи мешок. Но всё-таки лучше захвати в лазарете носилки. Прямо на кане будет жарко.
Я решил победить свою мнительность и спать на носилках, на которых умер не один раненый.
- Покуда возможно иметь удобства, - прибавил Леш: - ты будешь их иметь… а там, если двинемся вперёд – уж не взыщи. Во всяком случае, хуже чем мне, тебе не будет.
С этого дня я в течение пятнадцати дней не расставался с Лешем и его полком. Вместе сделали поход на восток и вместе были в боях под Мукденом.
Впечатления этих ужасных дней я мог описывать лишь неделю спустя после отступления от Мукдена. Ни Ташичао, ни Ляоян не идут в сравнение с теми испытаниями, которые мы пережили в февральские дни. В оправдание запоздалости моей корреспонденции замечу, что я был настолько потрясён физически и нравственно, что неделю пролежал в полусознательном состоянии. Слова: «надо видеть своими глазами, что бы иметь понятие» - более всего применимы к минувшим событиям.
Постараюсь, насколько хватит сил, описать всё то, что мы здесь видели и описали…

II. В ожидании.
10-го февраля в Падъянтай приехал Куропаткин. Об этом было объявлено накануне, и солдаты целый день занимались чисткой улиц и площадей деревни. Два полка и артиллерия были построены на большой площади. Раньше приехало в колясках духовенство с отцом Голубевым во главе, и было отслужено молебствие. Когда эта половина торжества окончилась и духовенство отправилось в помещение, где готовился завтрак, прибыл в коляске Куропаткин. Он расцеловал Леша, который командовал парадом, обошёл войска, здоровался с ними, благодарил за службу, и затем, выйдя на середину площади, собрал кругом себя офицеров и сказал речь. Он говорил о деле при Сандепу. По его словам, операция была неудачна по вине частных начальников. «Мало одной храбрости – нужно и искусство», - заметил он поучительно. Офицеры молча внимали, но вопрос о том, кто собственно должен быть первым искусником, остался открытым. «Дело у Сандепу, - заключил главнокомандующий: - было разыграно против моего желания».
Этим закончилась официальная часть торжества. Затем в одном из лучших домов был приготовлен завтрак кухней главнокомандующего, которая прибыла рано утром.
Завтрак, на который были приглашены начальники отдельных частей, продолжался недолго, и Куропаткин уехал, ни словом не намекнув на причину своего приезда, но среди офицерства чувствовалось, что и молебствие, и приезд Куропаткина имели значение напутствия к наступлению.
Секрет для войск и офицеров был, таким образом, вовсе не секретом и для них, и для окрестных китайцев, которые были свидетелями торжественного объезда войск главнокомандующим и религиозными приготовлениями.
Настроение среди офицеров было самое радостное. Неподвижное состояние и отсутствие давно ожидаемых успехов заставляло всех радоваться наступлению, в близости которого никто не сомневался.
Леш был в восторге. После отъезда Куропаткина, у него в фанзе собрались офицеры, для того, чтобы, как он говорил, «докончить завтрак». Пришёл Сычевский, только что произведённый в генералы, корректный и сдержанный, пришёл Гамзин, также на днях получивший артиллерийскую бригаду, полковник Новосельский – один из симпатичнейших офицеров генерального штаба, командир 2-го полка, полковник Иванов и многие из офицеров 1-го полка.
Появилось шампанское, полились речи, полные уверенности и стремления вперёд.
- Поезжайте к Генгроссу! – предложил Леш, когда бокалы (виноват – жестяные кружки) были осушены.
В пять минут нам приготовили лошадей. Появился оркестр музыки, и мы поехали по деревне. Солдаты выскакивали из фанз, влезали на заборы и криками «ура» встречали своего любимого командира. Кто бы мог подумать, что из этого бравого сплочённого полка через двенадцать дней останется сто шестьдесят человек…
При выезде из деревни, музыкантов оставили, потому что до штаба корпуса было шесть вёрст, и мы поехали рысью. В одной деревне с командиром корпуса помещались 3-й и 4-й полки. Тут адъютант Леша взял новый оркестр музыки, мы торжественно въехали во двор фанзы генерала и выстроились в ряд для салюта. Оркестр заиграл марш Гернгросса. Вестовые попрятались при виде такого неожиданного нашествия. Но вот вышел из фанзы генерал Бринкен, начальник штаба корпуса, и заявил, что командир корпуса болен и лежит в постели.
Все салютовали шашками, а я, за неимением таковой, сделал это своим металлическим стативом от фотографического аппарата.
- Скандалисты! Безобразники! – кричал генерал: - Не хотите давать мне болеть! Так слезайте с коней и полезайте в хату!…
Мы вошли в фанзу, где в тесноте едва могли разместиться. Генерал, чувствовавший себя нехорошо, оживился и уверял, что очень рад, что мы помешали ему расхвораться. В соседней фанзе, более обширной, был приготовлен ужин на нескольких составленных столах. Мы перешли туда и просидели там до поздней ночи.
Оживление и приподнятость этого дня не прекращались. Сошлись люди одних взглядов и одного общего чувства. Генерал Гернгросс – один из таких начальников, которые умеют быть и строгим командиром и товарищем для своих подчинённых. В беседе он неистощим на шутки и остроты. Генерал Бринкен – совершенная противоположность ему в этом отношении. Он сдержан и взвешивает каждое своё слово. Он предпочитает серьёзную беседу. Это – типичный и талантливый начальник штаба. Недаром его авторитетным словом дорожит высшее военное начальство.
Время шло незаметно. Бесконечные речи и тосты.
- Оставьте нас, стариков, в покое…- говорил Гернгросс после неоднократных тостов в честь начальствующих. – Пью здоровье молодых и младших офицеров, которые всегда впереди нас…за подвиги которых мы, старые инвалиды, получаем и славу и награды!…
- Ура! – пронеслось по фанзе и отозвалось на дворе и в соседних дворах, где толпились солдаты.
Леш тоже начал говорить, но ему не дали продолжать и подняли на «ура»…
Наконец, мы собрались в обратный путь. Тёмная безлунная ночь. Двор освещали фонарями, покуда нам подводили лошадей.
Поехали шагом по колючим гаоляновым полям, потому что в темноте трудно было разобрать дорогу.
Чьё-то стремя звякнуло о моё, и чья-то полновесная рука хлопнула меня по плечу. По голосу я узнал Леша.
- Диспозиция готова…- говорил он шёпотом: - Вероятно, завтра мы выступаем…
В его голосе слышалась бесконечная радость…
Приехав домой, мы немедленно расположились на покой на хорошо нагретых канах. Мои носилки были поставлены на кан рядом с походной постелью бригадного ординарца Леша, поручика Дашкина. Этот идеальный ординарец небольшого роста худощавый офицер, вечно носился во время похода на своём мохнатом, как дворовый барбос, иноходце и был положительно вездесущ. Товарищи и начальство звали его Нюрой. Он приехал только сегодня с севера, куда ездил по поручению Гернгросса, и был очень рад, что поспел к выступлению.
Леш, от которого Дашкин не отлучался ни днём, ни ночью, и я во всё время десятидневного похода составляли нераздельное трио. Милейший Нюрочка был моим союзником в борьбе с Лешем из-за курения табаку.
Полковник, мало того, что сам не курил – он положительно не выносит, чтобы другие курили в его помещении. В фанзе у него вывешено объявление: «курить строго воспрещается». Если случалось, что гости накурят в его фанзе, он звал вестовых и приказывал при двадцатиградусном морозе открывать рамы.
Такое же отвращение он питает и к спиртным напиткам. Это не мешает однако распространению о нём нелепых сплетен, как о величайшем пьянице. Это чистейший вымысел. В обществе офицеров, где он слышит милые его сердцу речи, он всегда готов кутнуть, чтобы поддержать настроение, и в эти минуты он выпьет не только вина, но и бутылку чернил. В обыденное же время всякие бутылки возмущают его одним своим видом и на столе никогда не появляются.
На другой день, 11-го февраля, по пыльным улицам Падъянтана скакали ординарцы. Ничего не было объявлено, но все чувствовали близость выступления. Солдаты собирали бельё, развешенное по всем дворам, обозы приводились в порядок. Получили из Матуроня новые карты Сандепу, и Леш целый день подписывал бумаги, отдавал распоряжения по бригаде или, наклонившись над картами, изучал полученную диспозицию.
Вечером было объявлено офицерам, что выступление объявлено завтра, 12-го, в 6 ½ часов утра.
Леш, входивший во все мелочи, кроме прочих распоряжений пригласил к себе старшего врача Дм. Дм. Вигелева для обсуждения вопроса о расположении перевязочного пункта. Этим закончился день. Пришёл ординарец поручик Дашкин, и мы уже собирались ложиться спать, когда принесли из штаба корпуса телефонограмму, что выступление отменяется.
Это известие пришлось не по душе Лешу. Мы потолковали минут десять в ожидании, покуда вестовые опять раскладывали уже нагруженные на повозки походные кровати, так как эту ночь мы рассчитывали спать прямо на канах. Опять мирная, сравнительно удобная обстановка.
Падъянтай заснул. Только мимо окон раздаются мерные шаги часового.
Мы с Нюрочкой выкурили втихомолку по папироске и потушили свечу. Но нам таки не пришлось уснуть.
Часа в три у вестовых послышались голоса, и через несколько минут вошёл один из них, зажёг спичку и подал Дашкину бумагу. Телефонограмма. Нюрочка спросонья долго читал её.
- Что за чёрт, - промолвил он шёпотом: - ничего не понимаю. Или я ещё не совсем проснулся. Может быть вы прочтёте…- и он протянул мне бумагу.
Мы зажгли свечу. В приказе значило: «В 6 часов утра выступить для следования на восток на крайний левый фланг…».
- Придётся будить полковника, - сказал Нюрочка, вставая с постели.
Но Леш уже проснулся.
- Что там такое? – сердито отозвался он.
Бумага прочитана и отослана командиру 2-го полка и командирам батарей для подписи.
Было уже не до сна. Ещё с рассвета начались сборы. Нюрочка уже сидел на своём монголе и носился по улицам Падъянтая, назначая порядок и место движения колонн.
На треугольной площади деревни, поднимая неимоверную пыль, собирались батальоны, артиллерия и пулемёты и постепенно вытягивались на дорогу.
Во дворах шныряли синие фигуры китайцев, которые во время занятия нами деревни были выселены, а теперь неожиданно откуда-то явились в свои разорённые жилища.

III. Суворовский переход.
Корпус шёл двумя дорогами, 9-я дивизия несколько правее нашей 1-й дивизии. Дул сильный северо-западный ветер, поднимая в равнине неимоверную пыль. Временами приходилось буквально выплёвывать её изо рта. В этот день назначено было пересечь линию железной дороги, дойти до станции восточной ветки – Гудзядзы. Остановки делались на несколько минут, для того лишь, чтобы подтянуться колоннам. Офицерские кухни ехали в обозе. Об обеде нечего было и думать. На каком-то вьючном ослике, принадлежавшем одному из офицеров, нашлась закуска – кусок солёной кэты – нечто в роде сёмги. Японским штыком резали эту рыбу и ели вручную.
Этой закуской не столько был утолён голод, как возбуждена жажда. Утолять её приходилось весьма сомнительной водой из засоренных попутных колодцев.
Около 4-х часов дня, мы проходили довольно близко к линии наших позиций, где в это время шёл артиллерийский бой. Линия огня тянулась на довольно большое пространство, и, когда стал сгущаться вечерний туман, весь южный небосклон светился разрывами шрапнелей. Гул орудий затих с наступлением темноты. Мы в это время пересекали линию железной дороги. К ночи мороз стал усиливаться, а движение, вследствие темноты, всё более и более затрудняться. Я отыскал коляску Леша и сел в неё, закутавшись в полушубок. Батальоны стояли на месте. Утомлённые люди ложились на землю.
Прошло минут двадцать, как за мной прискакал ординарец с лошадью, присланный Лешем.
- Ваше благородие, чаю, может, желаете…Командир прислал за вами лошадь.
Никакое известие не могло бы быть приятнее этого.
Сажусь на лошадь, и в темноте, с ординарцем впереди, едва пробираемся между лежащими телами солдат. Видны огни станции Сухэтунь – ставки главнокомандующего. Объезжаем его громадный поезд с вагонами, освещёнными электричеством, как бальные залы столичного дома, и, наконец, останавливаемся у небольшого новоотстроенного барака, с вывеской «Столовая для гг. офицеров».
Внутри – просторное чистое помещение с керосиновыми лампами. Стены украшены драпировками красного кумача.
За столом уже сидит вездесущий Нюрочка и пьёт чай. Тут же несколько офицеров 1-го полка и других частей. Леш только что вышел, чтобы распорядиться в суматохе движения. Наскоро пьём несколько стаканов горячего чая. Нюрочка выбегает несколько раз и, наконец, начинает торопить. Колонны двинулись. Офицеры выходят. Спрашиваем у подававших чай солдат, сколько с нас следует, и получаем ответ.
- Ничего-с, это от главнокомандующего…
Вскакиваем на лошадей и едем вдогонку полка, обгоняя обозы. Много двуколок поломано и валяется на дороге, тормозя движение. Их разгружают и стаскивают в стороны. Наконец, догоняем конных охотничьей команды. Солдаты пропускают нас вперёд, но это выходит совсем некстати. Чья-то лошадь топчется, бросается в сторону и падает вместе со всадником. Другой всадник кричит солдатам и еле сдерживает свою лошадь, которая прыгает и кружится на месте. По голосу узнаю полковника Гамзина.
- Где ещё? Где ещё? – кричит он, и видно, как руки его борются с невидимым врагом.
- Поймал, ваше высокородие! – торжественно восклицает охотник.
Все мы подвергаемся той же участи и проделываем те же манипуляции.
- Внизу ещё! Под ногами! – кричит кто-то и в заключении, вместе с лошадью, падает на землю.
Со мной рядом жонглирует на лошади полковой адъютант, поручик Никитин, которого узнаю в темноте по его светлой черкеске.
Мы запутались в телеграфной и телефонной проволоке и с большим трудом высвободились из неё. Одному из охотников, между прочим, перерезало горло. Такие случаи бывали неоднократно, и, несмотря на то, проволоку в местах пересечения с дорогами не поднимали ни на вершок, исходя, вероятно, из того рассуждения, что на войне уж такой порядок вещей, что так или иначе надо погибнуть во славу своей родины.
После этого происшествия произошло новое. Колонна сбилась с дороги. Когда мы догнали полковника Леша, он стоял среди других офицеров и осматривал освещённую огарком свечи карту. Один из офицеров держал компас. Дорога должна была находиться здесь, а её не было. Решили послать охотников в разные стороны, потому что идти напрямик по компасу по пересечённой местности с артиллерией было немыслимо. И так много повозок из обоза поломалось и брошено.
Охотников ждали минут двадцать. Мы, утомлённые переходом, дремали в сёдлах, а люди лежали вповалку на мёрзлой земле.
Наконец, Леш не выдержал и поехал вперёд. Адъютант Никитин, Дашкин, я и ординарцы поехали за ним, с трудом пробираясь в темноте среди лежащих тел. Скоро навстречу нам попались двое охотников с известием, что дорога на Гудзядзы найдена. Было так темно, что найти её глазами оказалось совершенно невозможно, и лишь случайно, нащупав её ногами лошадей, можно было узнать дорогу.
Трудно было подымать утомлённых до крайности людей и вести их дальше. Через полчаса голова колонны уже двигалась по дороге, а ещё через полчаса карта и глобус доказали, что мы идём обратно к Сухэтуню.
Опять остановка, опять подающие от изнеможения люди и опять розыски дороги.
Леш, между тем, видя, что таким образом толку добьёшься нескоро, пустил своих ординарцев напрямик по компасу и в том же направлении двинулся сам с одним батальоном.
Через час мы выехали на дорогу и повстречались с каким-то обозом, шедшим, по словам конвойных, из Гудзядзы. Наши охотники немедленно были посланы по дороге обратно, чтобы вывести не неё полки и артиллерию.
Когда колонны подтянулись на место, было три часа ночи.
Леш пропускал мимо себя свою бригаду и благодарил отдельно каждую роту. Разрешено было ставить палатки, но люди были до того утомлены, что не в состоянии были этого сделать, и, дойдя до места, падали в изнеможении. Наименее уставшие приносили из интендантского склада гаолян и разводили костры.
В четыре часа ночи подтянулся хвост колонны; офицеры немедленно разбрелись по землянкам, которых нашлось штук пять, но большинство офицеров эту ночь спало или, вернее сказать, лежало, как и солдаты, под открытым небом.
Кругом незаметно было никаких признаков жилья. Лешу и нам, его спутникам, адъютантам и мне предстояло делить участь с остальными и провести ночь на пятнадцатиградусном морозе. Но милейший Нюрочка исчез, и, покуда Леш пропускал мимо себя батальоны, где-то носился и, наконец, прискакал с известием, что он нашёл фанзу для командира.
- Кто вас просил? – ответил ему Леш на его доклад. – Что, мы не можем здесь переночевать?
- Мы можем, господин полковник, а вам надо отдохнуть, вы больше всех устали…
- Вот, кто больше всех устал! – сердито сказал Леш, указывая на группы людей, во всём снаряжении лежащих у костров.
Он ещё раз проехал по бесконечным рядам огней и говорил солдатам.
- Жгите костры всю ночь, не жалейте гаоляна, требуйте сколько нужно. Отдыхайте!…Молодцами шли!…
- А через час или два, может быть, придётся выступать дальше, - озабоченно прибавил он вполголоса в нашу сторону.
Объехав бивак, он спросил, где господа офицеры. Но все уже спали, и он не велел их будить.
Справившись у поручика Дашкина о месте найденного для него ночлега и названии деревни, он велел объявить об этом по всем батальонам, чтобы бивак знал, где его найти.
После этого мы двинулись по указаниям поручика Дашкина. До деревни пришлось скакать ещё четыре версты. Фанза, которую для нас «нашёл» Нюрочка, оказалась обитаемой офицерами какого-то местного транспорта, которые и не подозревали даже, что их жилище оказалось для нас счастливой «находкой». Проснувшись от нашего шумного нашествия, они объявили, что места нет, и они имеют право никого не пускать, но мы решили им не противоречить и сами нашли себе места на тёплых канах, а через пять минут уже спали мёртвым сном.
Ночью нас не будили никакими бумагами, а утром часов в 8 пришёл полковник Новосельский, начальник штаба 1-й дивизии, и принёс радостное известие.
- Можете спать сколько угодно! – услышали мы спросонья его приятный баритон: - Корпусу разрешено сегодня отдыхать…
Это известие настроило нас на самый добродушный лад. Поднявшись с канов часик спустя, мы завели беседу с нашими негостеприимными хозяевами, которые, наконец, смягчились, а к обеду уже были нашими друзьями и угостили нас всем, что только имелось в их хозяйстве. Наши денщики, которые тоже приготовили нам обед, в ознаменование союза вылили в общую миску оба супа – горох и борщ из консервов, что было более забавно, чем вкусно…
Переход 12-го числа, в общей сложности около пятидесяти вёрст, сделал неизбежным дать людям суточный отдых. Шли с 6-ти часов утра до 4-х часов ночи, то есть двадцать два часа… При этом не было ни одного отсталого или больного…
14-го в шесть часов утра двинулись дальше. Пейзаж к полудню изменился. Мы входили в горы. Погода ясная, солнечная, при довольно сильном морозе. С высоты гор лента войск бесконечно извивалась по перевалам и терялась вдали.
Среди дня остановка в деревне. Мы вошли в фанзу выбранную Дашкиным. Офицерская кухня с готовым обедом въехала во двор. Скоро прибыл в коляске генерал Гернгросс с генералом Бринкеном и вошли в нашу фанзу. Обитатели её, китайцы чувствовали себя, по-видимому, очень неловко. Женщины с детьми забились в угол на кане и старались не смотреть на незваных гостей. Женщин у китайцев не принято показывать посторонним, но смущённым мужьям их, которые были тут же, не оставалось ничего другого, как покориться обстоятельствам, и они услужливо ухаживали за нами, подставляя нам скамейки, подметая с кана пыль или подавая огня для папироски. Если кто-нибудь слишком упорно начинал разглядывать одну из женщин, то муж-китаец, как бы нечаянно, становился перед ним, закрывая жену от дерзкого взора.
Кроме согревания самих канов очагом, китайцы ставят на каны большие глиняные чашки с тлеющей гаоляновой золой, которые долго держат тепло.
Я подошёл к такой переносной печке, стоявшей на кане рядом с группой женщин, чтобы погреть озябшие руки. Один из китайцев, любезно улыбаясь, сейчас же взял чашку и перенёс её на другой противоположный кан, на то место, где я перед этим сидел.
Я поблагодарил его, но горячую чашку велел ему перенести обратно, так как около неё грелись ребятишки.
Женщины сидели, поджав под себя ноги в чистых белых чулках. Туфли они оставляют на полу у кана. Ноги даже у тех женщин, которые их не уродуют (уродуют китаянки, а не манчжурки) очень миниатюрны, и их расшитые туфельки на толстой, пальца в два, бумажной подошве у нас придутся по ноге разве только пятилетнему ребёнку.
Между женщинами в фанзе была одна вдова с белой повязкой на голове и девушка с распущенной косой. Две замужние женщины отличались своей неизбежной причёской с большими обручами на затылке. Все они занимались шитьём.
Мужчины, не говорившие по-русски, неотступно старались у нас узнать ...

 Отправлено: 06.01.07 22:12. Заголовок: Re:

... , намерены ли мы ночевать в фанзе.
Когда мы их поняли и объяснили, что мы ночевать не будем, то они были бесконечно счастливы.
По обычаям военного времени, какая-нибудь войсковая часть, занимая деревню для ночлега, без дальних разговоров предлагает китайцам с женщинами и детьми убираться прочь. Они покоряются беспрекословно и по морозу путешествуют в окрестностях, отыскивая пристанища в соседних деревнях.
Разумеется, такие развлечения не особенно по душе жителям деревень.
После второго перехода 1-й полк остановился на ночлег в деревне. Но Леш выбрал нарочно деревню большую, где бы наши могли разместиться, заняв только половину каждой фанзы.
Самому Лешу и нам с Нюрочкой нашли самую чистую фанзу. Кто приравнивает деревенскую фанзу к нашей деревенской избе, тот сильно ошибается. В фанзе вы найдёте чистые лакированные резные столы, на полках фарфоровые вазы и бронзу, в сундуках изобилие шёлковой нарядной одежды и целую библиотеку книг.
Когда мы заняли фанзу, то хозяева её, разместившись в другой половине, встретили нас с поклонами, зажгли нам свои красные свечи, но вазы и прочие драгоценности стали предусмотрительно уносить на свою половину.
У китайцев в эти дни кончались праздники нового года. По стенам ещё виднелись развешанные красные листочки с мудрыми изречениями или с узорами, прорезанными от руки, как тончайшие кружева…

Харбин
8-го марта В. Табурин.

 Отправлено: 06.01.07 22:13. Заголовок: Re:

Н. И. Гомзяков.
Среди тысяч незаметных трагедий, тонущих в общей грозной пучине войны, выделяется своей глубокой трогательностью гибель на поле битвы супружеской четы Гомзяковых – Н. И. Гомзякова, капитана 5-го восточносибирского стрелкового полка, и его супруги, Елены Павловны Гомзяковой, служившей в одном отряде с мужем в качестве сестры милосердия.
Н. И. Гомзяков – герой китайского похода 1900 года. Тогда он командовал ротой упомянутого полка, стоя сначала в Точоу (около Таку), в Пекине, а затем в Шанхай-Гуане, Сень-ю-чене и, наконец, в Бидзыво.
После высадки японцев в Бидзыво, в начале нынешней войны, Н. И. Гомзяков отошёл со своей ротой к Киньчжоу, и здесь, между станциями Саншилипу и Киньчжоу, был убит в ночном бою, прикрывая отход наших отрядов на позиции. Той же ночью жена его, Е. П. Гомзякова, узнав о гибели мужа, отправилась отыскивать его тело. Она ушла в ночную мглу, где всё ещё летали шальные пули – и уже больше не возвращалась… Смерть скосила и её в этой ужасной жатве, где падали и заливали своею кровью манчжурскую землю десятки тысяч русских людей! Пасынки покойного, Александр и Анатолий Гомзяковы, с отрядом Штакельберга хотели пробиться в Порт-Артур к родителям, но, как известно, попытка Штакельберга не удалась. Тем не менее, оба человека оказались достойными своей матери и отчима и отличились во всех боях, начиная от Вафангоу и кончая Ляояном, и заслужили георгиевские кресты.
Покойный Н. И. Гомзяков был одним из выдающихся офицеров русской армии. Он (а также и его супруга) прекрасно владели китайским языком, знали местные обычаи и, благодаря этому, пользовались особую любовью и уважением китайского населения. Прирождённый такт и знание языка позволяли ему устранять всякие недоразумения, ссоры и столкновения по отношению к китайцам. В особенности это оказалось необходимым во время китайской компании 1900 года, когда русские войска действовали совместно с иностранными отрядами, и вследствие розни и пестроты национальностей очень трудно было удерживать хорошие отношения союзников с китайцами.
В лице покойного Н. И. Гомзякова наша армия потеряла, безусловно, одного из храбрейших, полезнейших и достойнейших своих представителей.
Жаль его полезной и деятельной жизни, так некстати прекращённой шальною пулей. Жаль и жену его, которая так бодро и доблестно несла вместе с ним все тягости боевой жизни и вместе с ним испила последнюю смертную чашу.

 Отправлено: 06.01.07 22:13. Заголовок: Re:

«Нива» №15 (16 апреля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Христос воскрес! Стих. Б. Н. – Светлые ризы. Рассказ И. Н. Потапенко. – Колокол и пушка (Курское предание). Стих. С. Караскевич. – Белая Азалия. Рассказ Г. Т. Северцева. – В тихом шёпоте молитв. Стих. Вадима Охлопьева. – В Тихом океане (отклики войны). – Смесь. – Пожертвования. – Объявления.
Фотографии: Наши командующие на Дальнем Востоке. Сидят (слева): генералы Мартос, Харкевич, Соболев, Линевич, барон Каульбарс, барон Мейендорф. Стоят (слева): первый ряд – сотник Линевич, генерал Иванов, генерал Постовский, поручик Дворжицкий, генерал Баумгуртен, генерал Столица, полковник Карцев, генерал Орановский, камергер Александровский. – Группа 1-го съезда врачей Красного Креста северо-восточного района действующей армии. Первый ряд (слева): сидят – 1.) врач варшавского отдела Пименов, 2.) заведующий бактериологической лабораторией Зимницкий, 3.) старший врач Александровской общины Гейкинг, 4.) председатель съезда профессор С. С. Боткин, 5.) старший врач московского общества Сахаров, 6.) заведующий статистическим бюро, секретарь съезда Стаховский, 7.) врач московского отряда Князев, Второй ряд (слева): 1.) Французов, 2.) врач саратовского отряда Наумов, 3.) Бегалов, 4.) врач харьковского отдела Бельц, 5.) старший врач саратовского отдела Гончаров, 6.) старший врач саратовской общины Терновский, 7.) старший врач нижегородского отдела Ошман, 8.) старший врач харьковского отдела Пржевальский, 9.) хирург харьковского отдела Бренков. – Унтер-офицер восточносибирского запасного сапёрного батальона Никандр Сивальнев, благополучно доставивший из Омска в Петербург семимесячного ребёнка, сына поручика Доброхотова. Отец ребёнка – находится в рядах действующей армии, мать сестрой милосердия на театре военных действий. – Группа офицеров 12-го восточносибирского стрелкового Наследника Цесаревича полка, снята у деревни Мицгоу, вблизи неприятельских позиций в начале января 1905 года. В центре группы сидит командир полка полковник Я. В. Цыбульский, ниже сидит адъютант 1-го батальона Н. Я. Цыбульский, Стоят (считая справа налево): младший офицер конно-охотничьей команды С. Д. Каминский, полковой адъютант поручик В. Б. Гейбович, заведующий оружием поручик В. П. Коринфский, командир конно-охотничьей команды поручик П. А. Янчис, младший офицер той же команды подпоручик Г. С. Артемьев и адъютант 2-го батальона поручик Д. Д. Соболев 1-й. Все офицеры этой группы (кроме поручика Соболева 1-го, прибывшего в полк вскоре после Тюренческого боя) – участники всех боёв, начиная с Тюренченского. – Князь Джялаит – председатель сейма монгольских князей, ближайших к району военных действий и … (пропуск, офицер на фото)…26-й сотни заамурского округа пограничной стражи. – Новое скорострельное переносное горное орудие в швейцарской кавалерии. Орудие (в разобранном виде) на походе. - Новое скорострельное переносное горное орудие в швейцарской кавалерии. Орудие на позиции. Магазинная лента снарядов, механически заряжающая орудие. – Георгиевские кавалеры: Генерал-лейтенант К. А. Добржанский, начальник 35-й пехотной дивизии, контуженый под Мукденом 24-го февраля с. г. – Подполковник 12-го Великолуцкого пехотного полка Р. Р. Рейнбот, раненый 10-го октября 1904 года при деревне Линшипу. – Капитан 56-го Житомирского пехотного полка И. А. Мицелескуль, убитый в бою при атаке деревни Сытай-цзы. – Капитан 1-го восточносибирского стрелкового Его Величества полка К. К. Длусский, убитый 12-го января. – Капитан 145-го Новочеркасского пехотного полка А. Г. Синицин, раненый под Мукденом 26-го февраля. – Штабс-капитан 216-го Бузулукского пехотного полка А. П. Лоди, раненый в обе ноги при взятии деревни Мамыкай 12 - 20 января. – Поручик 52-го драгунского Нежинского полка И. Э. Вяськовский, раненый в январских боях. – Поручик 97-го Лифляндского стрелкового полка Л. В. Каменский, раненый и контуженый в боях под Мукденом. – Поручик 147-го Самарского пехотного полка Е. П. Шклютковский, тяжело раненый и контуженый в бою под Мукденом 21-го февраля. – Подпоручик 85-го Выборгского пехотного полка Д. П. Дурново, раненый под Мукденом 20-го февраля. – Подпоручик 9-го Ингерманландского полка А. А. Щепетов, раненый 3-го января и скончавшийся от ран. – Подпоручик 35-го Брянского пехотного полка В. Д. Басанько, раненый 22-го февраля под Мукденом. – Подпоручик 4-го восточносибирского стрелкового полка Б. И. Анфилов, тяжело раненый в бою под Мукденом 30-го сентября 1904 года. – Подпоручик 7-го Красноярского сибирского пехотного полка В. А. Цуревский, ранен на разведке, получил орден Св. Анны 4-й степени; умер от тифа 3-го ноября в воронежском санитарном отряде Красного Креста. – Подпоручик 85-го Выборгского пехотного полка А. М. Лускино, раненый под Мукденом 22-го февраля. – Подпоручик 55-го Подольского пехотного полка М. Г. Софронов, раненый при атаке деревни Сандепу 13-го января. – Подпоручик 26-го восточносибирского стрелкового полка Л. А. Невский, убитый 17-го февраля под Мукденом. – Подпоручик 9-го Ингерманландского полка С. А. Арешев, раненый у деревни Шулиндзе 6-го января. – Прапорщик 2-го восточносибирского стрелкового полка П. А. Бартошевич, составивший самую подробнейшую карту в 4 версты в дюйме Уссурийского края (Владивосток); раненый при Шахэ, награждён орденом Св. Станислава 3-й степени. – Прапорщик 3-го восточносибирского стрелкового полка А. П. Мяздриков, награждённый за разведки орденом Св. Георгия 4-й степени, в боях 16-го января получил две раны. – Прапорщик 147-го Самарского пехотного полка М. Струзер, раненый в правую руку 1-го октября 1904 года в бою у Шахэ. – Подъесаул Н. Я. Коньков, раненый под Инкоу 1-го января 1905 года. – Сотник 2-го дагестанского полка, Его Высочество принц Наполеон Мюрат, раненый два раза 28-го сентября 1904 года и 12 февраля 1905 года. – Сотник Терско-Кубанского полка кавказской конной бригады Н. А. Федоренко, раненый 30-го декабря 1904 года под Инкоу. – Сотник Терско-Кубанского полка кавказской конной бригады князь М. А. Эльдаров, убитый 12-го декабря. – Хорунжий 9-го конного полка Сибирского казачьего войска Д. О. Эйзенштейн, убитый при разъезде 28-го декабря 1904 года у деревни Чолбу. – Хорунжий 2-го дагестанского конного полка Джемалудин-Мусалаев, ранен 14-го января в бою у Лаизингоу, но оставшийся в строю; за разведки награждён орденом Св. Станислава 3-й степени с мечами. – Хорунжий 2-го дагестанского конного полка Абдурахман-Курбанов, остался на поле сражения в бою под Лаизингоу 14-го января (последний из серии георгиевцев). – Репетиция сцен М. Горького «На дне» в госпитале Елисаветинской общины Красного Креста в Харбине. Исполнители – выздоравливающие раненые офицеры и врачебный персонал.

 Отправлено: 06.01.07 22:13. Заголовок: Re:

В Тихом океане (отклики войны).
Отличительная особенность нынешней компании от многих войн, которые приходилось вести России в Европе и Азии, заключается в том, что сухопутные военные операции в ней тесно связаны и переплетены с морскими. Отдалённость и трудность снабжения армии на протяжении всего Старого света делала необходимым для уравнения шансов противников решительное и настойчивое воздействие на коммуникационную линию нашего врага. В то время, когда у нашей армии в тылу лежит десятитысячевёрстная пустыня, в тылу у японцев лежит море. Пока они беспрепятственно и полновластно владеют своими короткими и быстрыми морскими сообщениями, они располагают значительно большею возможностью укомплектования, увеличения и снабжения своей армии, чем мы. Одна из токийских телеграмм сообщает о намерении японского правительства довести состав манчжурской армии до миллиона штыков. В этом нет ничего неосуществимого. Хотя кадры обученных военному делу в Японии более или менее ограничены и далеко не достигают такой высокой нормы, но при 50-миллионном населении её не может остановить недостаток «человеческого материала». При народном энтузиазме к войне и пламенном патриотизме японцев, при их изумительной аккуратности и точности в каждом деле, овладение техникой военной службы не составит больших затруднений. Лучшим учителем войны, как известно, всегда была сама война, и несомненно, что она послужила уже прекрасной школой для молодых кадров японской армии, главным образом благодаря в высшей степени рациональной системой укомплектования и пополнения полков: в то время, как армия генерала Куропаткина усиливалась всё новыми и новыми корпусами, сохранявшими, при уменьшившейся численности своего комплекта, в установленной пропорции громоздкие нестроевые части, маршал Ояма располагал всё тем же количеством дивизий и резервных бригад, но в силу безостановочного пополнения выбывавших из строя солдат и офицеров новыми, численный состав его войск нисколько не уменьшался, нестроевые части не разрастались до обременения армии, вновь прибывшие солдаты, вступая в бой бок о бок с испытанными ветеранами, на поддавались панике, как иногда поддаются ей свежие прибывшие войска, впервые попадающие под огонь, и сравнительно быстро и легко усваивали все тонкости бранного дела. Теперь японцы пожинают плоды своей столь обдуманно проведённой системы и благодаря ей, несмотря на сравнительную недавность введения в стране общеобязательной воинской повинности, располагают очень многочисленными кадрами войск. В обмундировочном и боевом материале у них тоже едва ли обнаружится недохватка: пополнять его – при наличии денег – можно до бесконечности, а финансовые дела нашего врага, благодаря явному и тайному содействию Англии и Америки, состоят теперь очень недурно. Европейское и американское золото льётся в Японию широкой рекой, влечёт за собой целые караваны судов со всем тем, что нужно для армии. При таких условиях судьба последней всецело ставится в зависимость от свободы и беспрепятственности морских сообщений. Поэтому-то войну с Россией Япония и начала неожиданным ночным нападением на наш флот, сразу и надолго подорвавшим наши его силу и боевое значение. То, чего японские моряки не успели достичь в ночь на 26-е января, было с успехом продолжено в морском бою 28-го июля и закончено накануне падения Порт-Артура после занятия Высокой горы. Вся 1-я тихоокеанская эскадра была уничтожена и погребена. Японцы торжествовали и, благодаря лёгкости сообщений, чувствовали себя полными хозяевами Манчжурии. Под Ляояном, на Шахэ и под Мукденом они учитывали результаты своих морских успехов. Отзывы токийских кругов указывают на их желание и впредь широко пользоваться преимуществами морского положения. Но тут неожиданно поперёк дороги стал им император Рожественский. После долговременной стоянки у берегов Мадагаскара, употреблённой на строгую выучку экипажа морскому делу, меткой артиллерийской стрельбе и искусному маневрированию, несколько недель тому назад его эскадра снялась с якоря и, как уверяли телеграммы английских агенств, направилась к Джибути не то для соединения с эскадрой адмирала Небогатова, не то будто бы для возвращения в европейские воды. Не мало огорчений русским людям принесли в своё время эти английские слухи, но к счастью они оказались вздорными, и шедшая в Балтийское море эскадра неожиданно очутилась вдруг не в Суэцком канале, а в Малакском проливе. Она благополучно прошла там, где её всего меньше ожидали, и скрылась в Тихом океане. Судя по телеграфным сообщениям, прошедшая мимо Сингапура, 26-го марта, суда двигаются на северо-восток по направлению к Натунским островам. Всего зрители, выехавшие на море, между которыми был и японский консул, насчитали 35 вымпелов, в том числе 15 военных судов, 4 крейсера Добровольного флота, 5 миноносцев и 14 угольщиков, сосредоточенных в середине эскадры. Другие насчитали сорок семь судов. Корреспонденты уверяют, что впереди русской эскадры, в виду её, шли двенадцать быстроходных японских крейсеров, но правдоподобнее предположить, что за японские крейсера был принят наблюдателями русский передовой отряд. По словам иностранной печати, наша эскадра, войдя в Тихий океан, разделилась на две части, находящиеся между собою в непрерывном общении, отряд же адмирала Небогатова, только что вышедший из Джибути, отстал от главных сил на три недели пути.
Вся иностранная печать приветствует удачный рейс вице-адмирала Рожественского, как смелый и высшей степени пока удачный ход. Он блестяще преодолел великие трудности плавания и сумел удачно разрешить казавшийся после закрытия английских портов неразрешимым вопрос о питании эскадры углём. Он сумел обмануть строгую бдительность японцев и без всяких потерь достичь Тихого океана. Но каковы же будут дальнейшие результаты этого ловкого и славного рейса? На этот счёт мнения резко разделяются. Многие ставят адмиралу Рожественскому в укор, зачем он не подождал присоединения отряда Небогатова, указывают на невыгодность борьбы разрозненными силами и высказывают опасения за участь третьей эскадры, слишком сравнительно слабой, тихоходной и едва ли способной пробиться к Владивостоку собственными силами. Но именно то её слабость и тихоходность и оправдывает всего больше образ действий вице-адмирала Рожественского. Он, очевидно, оценил в отряде Небогатова только резерв, который понадобится после боя, но в самом бою мог бы помешать, затрудняя маневрирование своими тихоходными судами и требуя прикрытия со стороны дальнобойной артиллерии броненосцев. Притом же, раз главным силам удалось прорваться в Тихий океан навстречу японской эскадре, то последняя едва ли может рискнуть уйти в южные воды на ловлю эскадры Небогатова, оставляя свой тыл и свою базу в полное распоряжение врага. С этой стороны ожидать опасности нет достаточных оснований.
Несравненно тревожнее положение самого Рожественского. Как известно, его эскадра, после присоединения к ней отряда Добротворского, состоит всего только из 15-ти крупных боевых судов, в том числе четырёх новейших первоклассных броненосцев («Александр III», «Бородино», «Орёл», «Суворов»). Кроме того имеется один броненосец тоже первоклассный, но менее совершенного типа, «Ослябля», и два броненосца второго класса, возрастом постарше: «Наварин» и «Сисой Великий», два старых броненосных крейсера («Нахимов» и «Дмитрий Донской») со скоростью 15-16 узлов, 6 бронепалубных крейсеров, в том числе 2 больших («Олег» и «Аврора») и 4 малых, типа близкого к «Новику» («Алмаз», «Изумруд», «Жемчуг» и «Светлана»). Против этих боевых сил японцы в состоянии выставить 5 первоклассных броненосцев, 8 броненосных крейсеров и 11 бронепалубных крейсеров (в том числе 3 больших) словом, 24 бронированных судна, не говоря уже о многочисленной минной флотилии, которой они пользуются, в бою без всякой экономии и бережливости.
И, несмотря на всё это, адмирал Рожественский смело ринулся навстречу противнику. Быть может, отчасти он рассчитывает на ослабленность японских судов вследствие долгой, почти полуторогодовой боевой службы и повреждений, понесённых в предшествующих столкновениях, но больше всего, по-видимому, надеется на мужество и искусство своего экипажа. Можно предполагать, что после энергичной полугодовой работы и учения, он сумел дисциплинировать людей и сплотил свои разнокалиберные и разносистемные суда в одно грозное и послушное воле командира орудие. Судя по проникавшим в печать письмам с эскадры, весь экипаж страстно верит в успех, потому что каждый из моряков заранее готов на самопожертвование, всецело готов идти на гибель за общее дело. Победа даётся только как результат такого активного, самоотверженного и деятельного настроения борцов. Зная дух и боевую готовность своей команды, адмирал счёл возможным всё поставить на карту. Он не отклоняется от встречи с японцами, не ищет приюта во Владивостоке, но смело идёт прямо навстречу врагу, готовый померяться с ним силами в решительном бою. Он знает, что в случае неудачи, отступать некуда…(пропуск)…соединятся в трепетном желании, в робкой надежде на поворот счастья и в горячей мольбе к Богу о ниспослании победы держащему в своих рядах судьбы всей России смелому, энергичному и неусыпно деятельному работнику её, адмиралу Рожественскому.

 Отправлено: 06.01.07 22:14. Заголовок: Re:

Смесь.
На усиление флота.
Вышел из печати отчёт о годичной деятельности Высочайше утверждённого Особого комитета по усилению военного флота на добровольные пожертвования.
Особый комитет, как известно, возник по Высочайшему повелению 6-го февраля 1904 года, вскоре после того, как появились первые крупные добровольные пожертвования на увеличение военного флота. Комитет был принят под почётное председательство Его Императорского Высочества, Великого Князя Михаила Александровича и председательство Его Императорского Высочества, Великого Князя Александра Михайловича. На комитет были возложены следующие функции: общая организация всего дела, приём пожертвований, контроль сбора, хранения и расходования пожертвований и вступление в соглашения с подлежащими ведомствами относительно употребления приобретаемых судов для военных целей. Не найдя возможным приобрести готовые суда за границей, комитет решил приступить к сооружению судов по специальному своему заказу в России и остановился на типе быстроходного минного крейсера с водоизмещением 500-615 тонн и со скоростью до 25 узлов. В настоящее время сооружается целый флот из таких крейсеров, в составе 18 однотипных судов такого рода.
Первую серию крейсеров предположено назвать: «Эмир Бухарский», «Войсковой», «Финн», «Ставропольский Трухменец», «Казанец», «Москвитянин», «Доброволец» и «Украйна». Из них «Украйна» и «Войсковой» уже почти готовы, и даже было предположено отправить их в январе 1905 года с первым эшелоном 3-й эскадры. Но, к сожалению, стачки и рабочие беспорядки задержали изготовление крейсеров.
Кроме минных крейсеров комитет предпринял также постройку подводных лодок. Первая из них «Фельдмаршал граф Шереметев» уже готова и получила назначение. Кроме её изготовлены и находятся в период испытаний ещё две лодки.
За отчётное время в комитет поступило пожертвований на сумму 13.274.539 рублей 95 копеек. Сделано заказов на постройку судов на 14.348.520 рублей. Таким образом, имеется дефицит в 1.073.980 рублей 5 копеек. Но за февраль 1905 года этот дефицит уменьшился на 263.620 рублей 46 копеек (вновь поступившие пожертвования).
Наиболее крупные пожертвования были сделаны: Его Высочеством Эмиром Бухарским (1.000.000 рублей), графом Орловым-Давыдовым (400.000 рублей), кочевыми трухменцами Ставропольской губернии (330.000 рублей), казанским земством (300.000 рублей), финляндским сенатом (1.000.000 фин. марок). В честь этих лиц и учреждений и даны названия первой серии минных крейсеров.

 Отправлено: 16.01.07 07:06. Заголовок: Re:

«Нива» №16 (23 апреля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Навстречу жизни. Роман В. А. Тихонова (окончание). – Остров Сахалин. – Съезд представителей кредитных товариществ в г. Самаре. – Сны фараона. Стих. Б. Никонова. – Пленные японцы и наши солдаты. – На войне (от нашего специального корреспондента). – Заявление. – Объявления.
Фотографии: Остров Сахалин. Шестая ссыльно-каторжная дружина с её начальником, штабс-капитаном В. Н. Шабавиным. – Остров Сахалин. Пост Александровский. Группа начальствующих лиц острова и гостей на празднике Александровского батальона. Сидящие (слева): Инженер-архитектор острова К. А. Ляшевич, Благочинный острова протоиерей А. Унинский, Начальник Дуйской команды подполковник Н. П. Домницкий, Председатель военно-окружного суда генерал-майор М. Н. Загоскин, командир крейсера «Новик» капитан 2-го ранга Ф. М. Шульц, Военный губернатор острова и начальник местных войск генерал-лейтенант М. Н. Ляпунов, Заведующий чинами Государственного контроля на острове, статский советник П. Н. Блудоров, прокурор военно-окружного суда полковник А. М. Ермаковский, младший механик с «Новика» Б. В. Жданов, помощник старшего адъютанта Управления войск капитан Н. Н. Иголицин. - Остров Сахалин. Пост Александровский. Базарная площадь. - Остров Сахалин. Приход зимней почты. - Остров Сахалин. Проводы матросов с «Новика» с пристани поста Александровского. – Гроза Сахалина – палач Комелев в отставке, на рыбной ловле. - Остров Сахалин. Юрта гиляка. – Съезд представителей кредитных товариществ в Самаре. – Георгиевцы: Начальник штаба 72-й пехотной дивизии полковник М. В. Гулевич; умер от ран, полученных под Мукденом 18-го февраля. – Командир 2-го стрелкового полка полковник О. А. фон Генинг, раненый при Сандепу. – Подполковник 55-го Подольского пехотного полка Ф. В. Нагурский, скончался от ран, полученных в бою под Сахепу 15-16-го января 1905 года. – Капитан 145-го Новочеркасского пехотного полка С. И. Горянский, убитый под Мукденом. – Капитан 6-го сибирского Енисейского пехотного полка А. Ф. Баумерт, раненый 20-го августа в бою под Ляояном, умер от туберкулёза лёгких 6-го декабря 1904 года. – Капитан 19-го восточносибирского стрелкового полка И. А. Шульц; убит при взятии Путиловской сопки 5-го октября 1905 года. – Капитан 21-го восточносибирского пехотного полка С. К. Марковский, контуженный в бою 18-го июля на Янзелинском перевале и тяжело раненый в бою под Ляояном 17-го августа 1904 года. – Штабс-капитан Новокрещенов, убит под Мукденом во время топографических съёмок. – Старший адъютант штаба 5-й стрелковой бригады штабс-капитан Ржевский, раненый при взятии деревни Чикантон 20 января 1905 года. – Штабс-капитан А. Ф. Верещагин, 1-го восточносибирского стрелкового Его Величества полка, раненый под Ляояном 26-го августа. – Штабс-капитан 11-го восточносибирского стрелкового батальона Е. А. Александров, убитый под Ляояном. – Поручик 36-го восточносибирского стрелкового полка О. Ф. Поворзак, убитый 30-го октября при взятии Путиловской сопки. – Поручик 5-й батареи 9-й артиллерийской бригады С. Г. Положенцев, ранен при реке Шахэ, но остался в строю. – Поручик 11-го Семипалатинского пехотного полка А. К. Скородеев, контужен и ранен под Ляояном, убит 3-го октября при ночной атаке на Путиловской сопке. – Полковой адъютант 137-го Нежинского пехотного полка поручик А. Е. Казьянов, раненый в боях с 28-го сентября по 5-е октября. – Поручик Ахалцыхского пехотного полка С. В. Кондратьев, раненый при Сандепу. – Поручик 3-й артиллерийской бригады П. А. Алексеев, контуженный в голову 25-го февраля под Мукденом. – Подпоручик 3-го стрелкового пехотного полка Г. К. Яхонтов, раненый при наступлении 2-й армии на Сандепу от 12-18 января. – Подпоручик восточносибирского стрелкового батальона А. П. Эйлер, тяжело ранен и скончался 20-го февраля с. г. – Подпоручик 145-го Новочеркасского пехотного полка В. Ф. Михайлов, убит под Мукденом. – Подпоручик 7-го сибирского стрелкового пехотного полка П. М. Голубов, убитый при Сандепу. – Подпоручик 2-го Читинского стрелкового полка А. Ф. Ерлыков, убитый 10-го декабря 1904 года. – Подпоручик 220-го Епифанского пехотного полка В. А. Сервирог, раненый в бою у Шахэ 11-го октября 1904 года. – Подпоручик 34-го восточносибирского стрелкового полка А. Е. Канчуев, убитый 29-го сентября. – Прапорщик 218-го пехотного Борисоглебского полка Л. Ф. Гольдрин, убитый во время разведки охотников, в ночь с 9-го на 10-е января. – Старший унтер-офицер из вольноопределяющихся 1-го восточносибирского стрелкового Его Величества полка Л. А. Иванов, награждённый орденом Св. Георгия 4-й степени под Вафангоу, ранен и контужен под Ляояном и при Сандепу, произведён в прапорщики. – Брат милосердия Н. В. Таубе, состоявший при отряде генерала графа Келлера, в 6-м летучем московском отряде Красного Креста, принимавший в Лянь-дянь-сянь, ранен в боях 4-го и 11-го июля 1904 года на Янзелинском перевале и подавший помощь 400 раненым. – Вольноопределяющийся 52-го Нежинского драгунского полка граф К. И. Канкрин, убитый под Мукденом (последний из георгиевцев). – Выстрел по группе неприятельских начальствующих лиц, выехавших на рекогносцировку. – Дозор охраняет привал охотников во время движения вблизи неприятеля. – Как китайцы хоронят мёртвых. (2 фото). – Новый год у китайцев. Процессия с китайским драконом. (2 фото). - Новый год у китайцев. Ряженые. – А. И. Гучков, уполномоченный Особого Комитета Её Императорского Высочества Великой Княгини Елисаветы Фёдоровны на театре военных действий, оставшийся вместе с 1.500 тяжело ранеными в Мукдене при занятии его японцами и вернувшийся затем на наши позиции. – Ляохэйский отряд. Стрельба из окопа. – Больные и раненые в Вятском лазарете Красного Креста в Сретенске (Забайкальской области). – Командир, офицеры и команда миноносца «Статный», прорвавшего блокаду и доставившего…(пропуск)…за два дня до сдачи Порт-Артура, все знамёна порт-артурского гарнизона и секрет…(утеряно). – Снимок офицеров какого-то подразделения (частично текст утерян): …ручик Григорьев (ранен), поручик Ванкевич (ранен), подпоручик Долмат…II ряд: подпоручик Бею, капитан Якута (ранен), подпоручик Обыденный…Венгрипович (ранен), поручик Ремерт (ранен), капитан Кай…командир полка Розеншильд фон Паулин…подпоручик Хольстрем, подпоручик Демидович (ранен),…подпоручик Михайлов, капитан Антонов, поручик Голубов,…Кунцевич (ранен), капитан Богуцкий (ранен),…инский-Долгоруков, капитан Григорьев (убит)…делопроизводитель Беляев, капельмейстер полка. – Наши драгоманы японского, китайского и корейского языков в штабах действующей армии.

Остров Сахалин.
Уходящий в безвестную даль Охотского моря, знаменитый приют ссыльно-каторжных россиян, остров Сахалин, или, как его зовут каторжники, «Соколиный остров», силою судеб привлекает теперь наше особое внимание.
Разыгрывающаяся на Дальнем Востоке трагедия русско-японской борьбы захватила и его в свою сферу. Одновременно с гибелью…(пропуск)…нападения японцев. Всем известно, до какой степени японцы зарятся на «Соколиный остров» и как страстно желают обладать им.
В «Ниве» был помещён в 1903 году (№7) очерк о Сахалине, его географии и жизни на нём. Здесь же мы приведём о нём некоторые важнейшие данные в связи с современными событиями.
История гласит по поводу Сахалина следующее:
В Европе об этом острове впервые узнали в начале XVIII века, когда вышел в свет атлас географа д-Анвиля («Nouvel Atlas de la Chine»).
Сахалин долгое время считался полуостровом; так отзывались о нём и Крузенштерн и Броутон, и только в 1849г. Невельской, побывав на западном побережье острова, заметил ошибку и исправил её.
Нужно, впрочем, заметить, что японцы гораздо раньше нас и европейцев определили, что Сахалин – остров, и, вообще, исследовали его: так, ещё в 1808г. японский землемер Мамиа Ринзо составил хорошую карту Сахалина и амурского побережья, но карта эта попала в Европу слишком поздно.
До 1867 года Сахалин представлял собою спорное имущество: японцы считали его своим, русские – тоже своим. Конвенция 1867 года разрешила свободный проезд по всему острову, как русским, так и японцам, причём южный Сахалин был признан собственностью японцев. А в 1875 году по особому трактату мы приобрели весь Сахалин, японцы же в обмен на это получили южные Курильские острова.
В 1879 году на Сахалин пришёл первый «доброволец» (т.е. пароход Добровольного флота) с партией ссыльно-каторжных. Сссыльно-каторжных стали отправлять на «Соколиный остров», собственно говоря, ещё и раньше, но с этого времени установилось правильное ежегодное транспортирование арестантов, и были выработаны определённые правила для их поселения и «устроения» на Сахалине.
С тех пор и началась история сахалинской каторги, ознаменовавшаяся многими тёмными сторонами и породившая многих отрицательных героев каторги и каторжного режима. На протяжении этой недолгой истории «Соколиный остров» служил, поистине, проклятым «гиблым» местом, откуда неудержимо рвались на материк и арестанты, и немногочисленные чиновники. Принудительное поселение преступников на острове без права возвращения в Россию, даже при относительной свободе и лёгкости режима, крайне угнетало поселенцев. К тому же суровый климат Сахалина, отсутствие дорого, дикая, болотистая тайга, в которой поселенцам приходилось строить жилища и заводить хлебопашество – отнюдь не способствовали в них утверждению симпатий к острову. Наконец, в прежние времена и администрация острова не отличалась добродетелями и выдвинула из своей среды целый легион отвратительных типов. Всё это, взятое вместе, создало Сахалину зловещую репутацию, которая остаётся за ним и доныне, несмотря на то, что Сахалин теперь в значительной степени населён и обработан, каторжный режим значительно облегчён, и постепенно отходят в область предания зловещие типы и картины прошлого, так ярко изображённые в сочинениях А. Чехова, Дорошевича и Миролюбова.
Заслуживает ли Сахалин такой репутации?
Остров, сам по себе, по общему отзыву всех побывавших на нём сведущих людей обладает огромными природными богатствами. По природе своей он, конечно, мрачен и уныл, но «гиблаго», «пропащаго» в нём ничего нет. Его сделала гиблым каторга… Вернее, она не смогла культивировать его и вывести из внешней, кажущейся «гиблости» в состояние полной культуры, полного использования всех природных богатств Сахалина.
Неудачное управление островом, попавшее преимущественно в руки тюремного начальства, не дало государству возможности извлечь из Сахалина все его выгодные качества. На Сахалин смотрели, только как на место заточения преступников… Позднее возникла мысль создать для них на Сахалине исправительную сельскохозяйственную колонию, но для ведения сельского хозяйства Сахалин оказался совершенно непригоден и по климату, и по почвенным условиям. А между тем, горные, растительные и рыбные богатства острова оставались практически неразработанными. Труд каторжных направлялся не в ту сторону, да и труд этот к тому же, вследствие своей подневольности и вследствие отношения к нему, как к тяжкому наказанию, не мог быть производительным.
От недостатка свободных предпринимательских рук Сахалин и остаётся доныне со своими природными запасами без призора и производит на свежего человека отталкивающее впечатление мёртвого «царства каторги»… Хотя, повторяем, за последнее время внешность острова и его внутренний быт чрезвычайно изменились к лучшему.
Не преувеличены ли, однако, сведения о богатствах Сахалина?
Относительно сахалинской каторги – и в особенности рыбного царства, - мы имеем точные, давно проверенные сведения. Рыбы на Сахалине великое множество: рыбою (кэтой) кормится всё коренное население острова – и русские, и гиляки, и айносы. Кэта вылавливается в сахалинских реках прямо в невероятном количестве. А на побережье ловятся в не меньшем количестве сельди, весьма ценимые японцами, как материал для удобрения их полей.
Затем очень богата и флора Сахалина, т.е. могучие корабельные леса, до сих пор остающиеся нетронутыми. Но всего более богатств заключено в недрах Сахалина: в его горах хранятся громадные залежи каменного угля, нефти, железа.
Г. Платонов, обследовавший, по поручению съезда бакинских нефтепромышленников, сахалинские нефтеносные места, говорит, что «всё виденное им в Америке – ничто в сравнении с тем, что он нашёл на Сахалине, где нефтеносные поля (на реке Нутовой) превосходят не только американские, но и бакинские».
По общему мнению других исследователей, на небольшом пространстве острова (66.000 квадратных вёрст) сосредоточено так много разнообразных естественных богатств, как, пожалуй, нигде в Европе. Трудно найти другое такое место на земном шаре.
Вот каков этот «гиблый» остров. Какое Эльдорадо он может представить собою в умелых руках!
К этим природным богатствам следует, кроме того, присоединить ещё и выгодное стратегическое положение Сахалина по отношению к Приамурскому краю. Сахалин представляет собою естественный форт для всего Приамурья, и тому, кто завладеет Сахалином, будут принадлежать и берега Амура.
Оттого-то японцы теперь так и мечтают о приобретении Сахалина. Оттого-то нам нужно стараться не допустить потери «Соколиного острова»…
Военные меры к охране Сахалина у нас последнее время были довольно-таки недостаточны. 50 лет тому назад мы заняли Сахалин с 70 солдатами, а к 1901 году вся оборона острова состояла из 1.634 нижних чинов тюремной охраны. Но нынче, как известно, сформированы из ссыльно-каторжных особые дружины, хорошо обученные и организованные.
Климат и условия жизни на «Соколином острове», разумеется, тяжелы. Ранняя зима, обилие осадков и сильные холода не могут создать приятной обстановки для быта сахалинцев. Сообщение с Россией крайне затруднительно – особенно в период весенней и осенней распутицы. Почта идёт туда и оттуда страшно долго и с большими хлопотами. Прибытие зимней почты из Николаевска в Сахалин на собаках – целое событие.
За неимением подходящего каменного материала, почти все дома на Сахалине строятся из дерева. Даже «столица» Сахалина – пост Александровский – выстроен сплошь из дерева и производит довольно унылое впечатление своими серыми низенькими домиками и обширными грязными площадями.
В сентябре 1904 года Сахалин был свидетелем героической эпопеи «Новика» и не менее героического похода его моряков через весь остров для следования в Россию.
Это был настоящий «анабазис» - повторение знаменитого похода греков после персидской экспедиции обратно к морю.
«Новик», как известно, погиб у поста Корсаковского – в южной части Сахалина. Сахалинцы отнеслись к этому событию с горячим участием. Какой-то дружинник при потоплении «Новика» в течении 1½ часов нырял на его дно, добывая снаряды. С «Новика» спасли всех людей, и не только людей, но и животных, побывавших в бою: собак, двух котов и двух газелей.
Из Корсаковска матросы «Новика» отправились по-суху в Александровск. Командир крейсера, М. Ф. Шульц, поехал до мыса Сирококо на лошадях; затем он прошёл 40 вёрст пешком, а от Кусуная до Александровска проехал на гиляцких лодках. С ним вместе отправился механик Б. В. Жданов.
Остальная же вся команда «Новика» офицеры и матросы – прошли весь путь от Корсаковска до Александровска пешком. Им пришлось пройти 400 вёрст по тайге – и весь этот поход они совершили в течение месяца.
Зато весь их путь был истинным триумфальным шествием. Сахалинцы во всех селениях встречали героев «Новика» хлебом-солью, воздвигали на их пути триумфальные арки из зелени, угощали их всем, что только сами имели и, между прочим, баней.
19-го сентября у села Рыковского путники были встречены помощником военного губернатора, а местное население доставило подводы и угощение и приветствовало героев-моряков с необычайным энтузиазмом. Нижние чины тюремного ведомства собрали 50 рублей на табак матросам.
В дальнейшем пути моряки были встречаемы с таким же энтузиазмом. На станции Арково им была преподнесена последняя, остававшаяся на Сахалине, бутылка шампанского. Но самое главное торжество ожидало их в Александровске, где кончился их пеший поход.
Они прибыли туда 26-го сентября и были восторженно встречены всем населением. Последовали торжественные обеды, банкет у губернатора, угощение матросов и пр. Население не знало, чем только утешить и угостить героев трагически погибшего крейсера.
Столь же трогательно сахалинцы и провожали моряков, спустя несколько дней. Стройными рядами с собственным оркестром моряки прошли по городу к пристани. На рейде ждал их транспорт «Тунгуз». Одна за другой переправились на него матросские команды, раздалось «ура», прозвучали прощальные речи, и «Тунгуз» медленно направился в море, увозя героев «Новика» на далёкую родину…

Пленные японцы и наши солдаты.
Появление за последние бои значительного количества пленных японцев породило, конечно, целый ряд коллизий с ними наших солдат. В них проявилась столь присущая нашему простолюдину незлобивость и, если хотите, даже рыцарское отношение к побеждённому врагу.
Нашего солдата очень трудно вывести из терпения, и только в пылу рукопашной схватки, доведённый до остервенения постоянным коварством и хитростью упорного врага, он действительно способен озвереть. Но раз окончился бой, наш страстотерпец является опять тем добродушным малым, каким он был во все войны по отношению к неприятелю.
Иллюстрирую этот вывод теми наблюдениями, которые мне удалось сделать после боёв, в октябре месяце, на реке Шахэ.
В одной из последних кавалерийских стычек терско-кубанский казак погнался за японским драгуном, который взял далеко в сторону от своих. Долго так скакали они. У драгуна была хорошая австралийская лошадь, но и у казака не хуже – кровный кабардинец. Наконец, последний стал настигать японца, и тот, видя, что спасения нет, спрыгнул с коня, обнажив шашку. Кубанец легко мог разрубить его, не слезая с лошади, но ему захотелось честного поединка. Тогда он также соскочил со своего кабардинца и бросился на драгуна. Японец тогда бросил шашку. Увидев это, казак счёл долгом бросить свою, дабы шансы борьбы были совсем равные, и только тогда оба сцепились между собою. Скоро казак сгрёб драгуна под себя, скрутил ему руки, связал ремнём и с торжеством привёл пленника на бивак, где и сдал по начальству.
На другой день является из штаба вестовой на бивак кубанцев и вызывает казака, взявшего в плен драгуна.
- Тебя японец, что ты взял, спрашивает, поздоровкаться с тобой хочет.
Пошёл казак к пленному. Тот, как только его увидел, так на шею ему бросился, начал обнимать, целовать и через переводчика просил передать кубанцу следующее:
«Не знаю, как отблагодарить тебя за то, что ты пощадил меня и не отнял у меня жизнь. В нашей армии много таких храбрых, как ты, но такого рыцаря (самурая) нет. Ты для меня теперь больше чем родной, и когда, Бог даст, окончится война, я приду к тебе посмотреть, как ты живёшь, а потом возьму тебя в Японию и отвезу в мой дом познакомить тебя с моей семьёю и показать ей русского рыцаря, который спас мне жизнь».
Лежат в госпитале на койках раненый унтер-офицер Выборгского полка, громадный, широкоплечий детина, и маленький японец, тоже унтер-офицер, тяжело раненый. Последний живал во Владивостоке и хорошо говорит по-русски.
Японец всё стонет.
- Ну, чего стонешь? – огрызается на него сосед.
- Да как же мне не стонать, ведь у меня четыре пули! – жалобно отзывается японец.
- А у меня шесть, а я и не крикну, - сурово обрывает его унтер.
- У нас пленным русским очень хорошо, а ты вот на меня кричишь.
- Потому что вы, собаки, прирезываете наших раненых, мало кого в плен берёте, так как же на тебя, идола эдакого, не кричать!
Японец, видимо окончательно подавленный, умолкает и перестаёт даже стонать.
Несколько минут царит молчание, и наш унтер всё косится и пытливо взглядывает на соседа.
Тот продолжает молча лежать и только, время от времени, тяжело вздыхает.
Унтер делает усилие приподняться, и долго ему это не удаётся, так как грудь и рука прострелены. Наконец, кое-как приноравливается и здоровой рукой начинает шарить у себя под подушкой, вытягивает оттуда три папироски и передаёт их японцу, приговаривая:
- Ну, нечего нюни разводить, на-ко покури, авось полегчает.
Японец радостно улыбается, потряхивая руками, сложенными ладонями вместе, и принимает признательно великодушный дар ворчливого богатыря.
Взяли в восточном отряде в плен несколько японцев.
Первое, что они попросили – есть. Приказано было накормить их до отвалу.
Дежурный офицер, желая удостовериться, едят ли японцы, подошёл к бумажному окну фанзы и сквозь отверстие увидел следующую картину. Японцы с блаженными физиономиями уписывали жирный суп и что-то радостно гоготали.
Всмотревшись в полумрак, дежурный понял и причину весёлого настроения пленников. Перед ними стоял наш часовой-сибиряк и занимал гостей, показывая им ружейные приёмы.
Привели в один из наших отрядов пленного японца, которого приняли сначала за перебежчика, так как он спокойно направлялся к нашим окопам и был уже от них шагах в пятидесяти.
Когда к нему выскочили наши стрелки, он страшно перепугался и схватился за тесак, чтобы защищаться, но его окружили, обезоружили и привели к начальнику отряда.
Спрашивают пленного:
- Чего это ты драться вздумал?
- Я не хотел сдаваться в плен, - последовал ответ.
- Так зачем же ты на нашу позицию пришёл?
- Это по ошибке.
- Как по ошибке?! Почему же ты без ружья, если ты не перебежчик?
- Так вышло, - меланхолически ответил японец.
Долго бились с ним, пока узнали в чём дело. Оказалось, что он был в заставе, поставленной на крутой сопке. Ночью он, ворочаясь во сне, скатился вниз с обрыва и при падении так ударился головой, что без памяти пролежал несколько часов. Придя в себя, он отправился искать своих и, неверно взяв направление, пришёл к нам, так как наши и японские отряды стояли очень близко друг от друга.
Отвели невольного пленника на бивак и там его тесною толпой окружили любопытные солдаты; через них энергически протискивается казак с большою бородою и перевязанною рукою. Подошёл он к японцу, укоризненно покачал головою и произнёс:
- И тебе, брат, не стыдно? Мотри, как ты меня изувечил.
Японец, конечно, ничего не понимая, вопросительно похлопывал своими раскосыми веками.
Казак немного помолчал, видимо сорвав досаду на причинившем ему страдание враге, олицетворением которого являлся пленный, и произнёс:
- Ну, а теперь помиримся, давай-ка, брат, поцелуемся, - и совершенно ошалелый пленник попал в его могучие объятия.
- На, сердешный, покури, - и казак стал угощать нового друга папиросами.
Зашли как-то мы к другому пленному японцу, впавшему, по-видимому, в отчаяние от неожиданной неволи. Против него стоял часовой; он обратился ко мне густым басом.
- Вашбродь, а епону можно дать покурить, а то ему совсем плохо и есть ничего не ел.
Действительно, перед японцем стоял нетронутый обед.
- Епон, а епон, хочешь покурить? – спросил его с ласковыми нотами в голосе стрелок.
Пленный, конечно, ничего не понял.
Тогда стрелок пояснил ему знаком. Японец кивнул головой, на лице его появилось подобие улыбки, и он жадно затянулся папироской.
- Для их, вашбродь, первое дело курево, без его оны помереть могут, - пояснил мне стрелок, как бы извиняясь за свою снисходительность к пленному.
В ночном бою 3-го октября на реке Шахэ, когда рассвело, наш лежавший на склоне сопки с перебитыми ногами стрелок увидел также лежащего в нескольких шагах от него, очевидно тоже раненого, японца. Тот заметил, что наш пошевелился и стал приподниматься, и оба стали на четвереньки друг против друга. Каждый думал, что другой его пристрелит.
Долго эдак находились они vis-à-vis в выжидательном положении, пока стрелок наш не нашёл из него выхода. Он приподнял своё ружьё, показал не него японцу и отрицательно замахал головой. Японец проделал тоже самое со своим. Тогда оба уже спокойно поползли навстречу и, пожав друг другу руки, стали показывать свои раны.
Пришедшие с носилками санитары застали такую картину:
Японец старательно перевязывал раны стрелку, а тот похлопывал его по спине – приговаривая:
- Шибко шанго, ходя, япошка!
Мукден.
14 октября.

На войне (от нашего специального корреспондента).
Мукденский бой.
IV. В горах.
Второй переход был гораздо легче первого. Прошли всего 25 вёрст. Но это не мешало об отдыхе мечтать, как о великом блаженстве.
Полковник Леш не успокоился до тех пор, пока самолично не убедился, что полк хорошо устроился, что каждый солдат нашёл себе тёплый угол. Затем, приказав расставить караулы, он вернулся в фанзу.
Когда мы напились чаю и легли на хорошо нагретые каны, было уже два часа ночи.
К несчастью, вестовые поусердствовали относительно топки, и каны ночью до того накалились, что пришлось подкладывать под себя солому и полушубки. Впрочем, бывает хуже, - иногда при усиленной топке циновка, которая обыкновенно расстилается на кане, а с нею и постель – начинают тлеть.
Ночью пришло приказание выступить в 7 часов утра. В 6½ часов мы были уже на ногах, наскоро напились чаю с китайскими печениями, которыми нас угостил хозяин дома. Утром он был совсем не в том удручённом настроении, как накануне вечером. На его бритом лице разливалось выражение бесконечного удовольствия по причине нашего отъезда. Он по несколько раз спрашивал у меня, у адъютанта и у полковника, будем ли мы ночевать у него следующую ночь, и когда получал отрицательный ответ, то кланялся, говорил «хау, хау», помогал выносить наши вещи и на прощание подарил мне пару женских башмаков (на которые я мимоходом загляделся), для моей «бабушки».
Третий переход был целиком горным. Прекрасно разработанные нашими сапёрами дороги извиваются петлями, но всё-таки попадаются подъёмы до 45. Глядя на такую крутизну, не верится, чтобы артиллерия могла на неё подняться, но вот подходит батарея, стрелков зовут на подмогу, и орудие за орудием вползают на крутизну.
Многовековым покоем веет от этой громады гор, которым, кажется, нет конца. Смотришь в бинокль, и гряда за грядою, десятки, сотни сопок загораживают одна другую и уходят вдаль, бледнея и скрываясь за белизной тумана.
В глубоких ущельях и долинах, изрезанных бороздами пашен, виднеются, как начерченные на плане, деревни с каменными заборами. По склонам гор те же борозды гаоляновых, чумизных и бобовых полей. Даже на больших высотах, там, где на склоне сопки нашлась площадка, удобная для возделывания, китаец взрывает свои полевые грядки.
Когда, в разговоре с китайцами, наши указывают на проведённые нами прекрасные дороги, которыми, разумеется, пользуются и сами китайцы, они отвечают:
- Мы вам очень благодарны, но если после войны вы их нам отдадите, то мы опять перекопаем их в поля…
Вообще, все благодеяния, которыми иноземцы наперерыв стараются облагодетельствовать китайцев, являются для них чем-то вроде Демьяновой ухи.
Когда японцы, занимая китайскую деревню, требуют соломы или гаоляна, то китайцы, весьма естественно, заводят разговор о плате.
- Какой вы глупый народ, – говорят японцы, - как вам не стыдно требовать от нас деньги! Вы давайте нам продукты даром, а мы вам возвратим Манчжурию.
- Нет, - отвечают китайцы, - лучше возьмите себе Манчжурию, а нам заплатите деньги за гаолян…
У всякого свой расчёт, а китаец дороже всего ценит свою личную выгоду. К делам же государственным он, как существо лишённое чувства патриотизма, относится совершенно безразлично и едва ли ошибается в расчёте, отдавая за пучок соломы свою национальную независимость, которая по-видимому и так для него потеряна.
По одному направлению с нашей колонной дорогой проходила другая, то приближаясь, то отдаляясь от нас. Там растянулись колонны 9-й дивизии.
Дорога петлями страшно удлиняла путь. Местами, где склоны были не особенно круты, а долины не особенно глубоки, пехота проходила напрямик.
Погода была ясная, солнечная, с лёгким морозцем. Я шёл пешком и тоже спустился по склону, чтобы сократить путь. В стороне виднелась богатая деревня с красивой кумирней на краю оврага. Желая приблизиться к кумирне, я пошёл по краю оврага, но по дороге был остановлен странным предметом, лежавшим на земле. Из-под закрывавшей его циновки виднелись маленькие ножки. Я приподнял циновку и увидел труп 3-х или 4-хлетнего ребёнка, совершенно голого… Знакомая картина… В Фушуне я видел однажды, как свиньи ели труп младенца. Проходившие мимо китайцы не обращали на это никакого внимания. В конце концов, наши солдаты отогнали свиней и обезображенные остатки трупа зарыли в землю.
Китайцы не хоронят в землю детей моложе 10-летнего возраста, а без лишних хлопот выносят тело за деревню, не заботясь о его участи… Таким образом, русские относящиеся брезгливо к мясу китайских свиней, имеют на то полное основание…
Живя в Падъянтае и выйдя как-то за деревню, я заметил группу китайцев, несших какой-то ящик. Дойдя до жиденькой рощицы, они бросили свою ношу на землю и удалились. Я подошёл поближе и увидел ящик из тонких досок, - который от падения рассыпался. В нём лежал покойник – мальчик лет 12-ти. Придя в деревню, я сказал об этом полковому врачу, и он послал людей зарыть тело.
…(пропуск)…
Таких заботливых родственников, которые стали бы возиться с прахом близкого человека, теперь что-то не встречается.
…(пропуск)…
В чём же, однако, выражается их культ предков.
В беседах с образованными китайцами, знающими шестьдесят тысяч знаков, одолевшими все восемнадцать книг китайской премудрости, а, главное, говорящими по-русски, я всеми силами старался уяснить себе этот загадочный вопрос.
Одному из них я рассказывал о наших памятниках на могилах, о цветах, которыми их украшают, о нашей родительской субботе, когда мёртвые посещаются живыми и верующие верят, что связь между ними порвана ещё не на веки…
Умный китаец с жадностью слушал меня, а в заключе ...

 Отправлено: 16.01.07 07:06. Заголовок: Re:

... нии покачал головою и сказал:
- Да, это хороший обычай, но у нас его нет… у нас мёртвых забывают…
Этот мой знакомый китаец, по имени Лютандзы, был человеком очень толковым и любознательным.
Во всех вопросах, касающихся его загадочной родины, он всегда давал мне полезные разъяснения, но когда я заводил речь на тему о культе предков, он с недоумением смотрел на меня, не понимая, что собственно мне от него нужно.
- Но, послушайте, Лютандзы, ведь у вас был дедушка?…
- Дедушка? Это отец моего отца?… Конечно был, только он давно умер…
- Он умер, но память о нём у вас, конечно, сохранилась, и вы ею свято дорожите?…
- Нет, я был тогда маленький… Мне было восемь лет, когда он умер.
- Но ваш отец, который жив, рассказывал вам о нём, учил вас уважать его память?…
- Нет. Он никогда о нём ничего не говорил…
- Но вы всё же знаете о подробностях жизни вашего деда, о достоинствах его характера, вам дорого его имя?…
- Его имя… его имя… - промолвил задумчиво Лютандзы, - Но я не знаю, как его звали…
В. Табурин.

 Отправлено: 16.01.07 07:07. Заголовок: Re:

«Нива» №17 (30 апреля 1905 года).
Содержание.
Тексты: Волчёнок. Повесть В. В. Гнедича (продолжение). – Из Марии Конопницкой (с польского). – Стих. Апполона Коринфского. – Шиллер. – Из жизни Шиллера. – Историческая выставка портретов. – На войне (от нашего специального корреспондента). – Царь Ииуй. – О. В. Струве. – П. М. Лессар. – Смесь. – Заявление. – Объявления.
Фотографии: Историческая выставка русских портретов в Таврическом дворце. – Артиллеристы на отдыхе. – Артиллерия в горах. – Хунхузы во дворе тифангуаня (губернатора) в ожидании суда. – Китайские солдаты, несущие в деревне полицейскую службу. – П. М. Лессар, русский посланник в Пекине (+ 8 апреля 1905 года).

На войне
(от нашего специального корреспондента).
Мукденский бой.
V. Отбой.
Часам к трём пополудни мы перевалили главный массив гор и стали спускаться в долины, среди отдельно торчащих сопок. В попутной деревне была хорошая остановка, где солдаты получили обед.
Ещё часа полтора дороги, и мы должны были дойти до деревни Шихучен, где находился командующий 1-й армии генерал Линевич.
Офицер, прибывший оттуда, сообщил полковнику Лешу, что генерал будет встречать полк, так же как он встретил 2-й, 3-й и 4-й полки, прибывшие туда раньше.
Когда колонны двинулись дальше, оркестр музыки пустили вперёд, и он, в виде репетиции, всю дорогу наигрывал марши.
Полк должен был войти в деревню с музыкой и песнями.
- Генерал это любит, - говорили штабные офицеры, которые приехали позаботиться о приготовлениях.
В версте от деревни наша дорога соединилась с другой, по которой несли раненых.
На позициях левого фланга в это время шёл бой, и 1-му корпусу на другой день предстояло идти в дело на подкрепление корпусу генерала Алексеева, которого японцы сильно теснили.
Большая деревня Шихучен почти целиком была занята учреждениями Красного Креста. Над крышами фанз повсюду развевались их флаги. Первый полк с песнями прошёл через деревню и остановился на краю обширной площади, где уже виднелись палатки ставших здесь биваком 3-го и 4-го полков.
Влево от центральной улицы хорошая фанза со значком командующего армией. Тут остановился только накануне прибывший в Шихучен генерал Линевич. Адъютанты пошли доложить ему о прибытии 1-го Его Величества Сибирского стрелкового полка, который тем временем построился повзводно для прохождения.
Генерал перешёл на другую сторону дороги, поздоровался с полком и стал пропускать его мимо себя.
Когда смотр кончился, полковник Леш получил приказание расположить свой полк тут же, в поле, рядом с остальными полками 1-го корпуса. Солдатам разрешено было разбить палатки.
По наведённым справкам оказалось, что для офицеров свободных фанз не имеется – все они назначены для раненых, которых ждут с позиций. Всем нам предстояло ночевать в палатках, что было не особенно соблазнительно, так как дневная температура – десять градусов мороза – к ночи должна была понизиться.
В ожидании своей участи я пошёл бродить по деревне и увидел скачущего верхом милейшего Нюрочку.
- Фанза для нас найдена! – торжественно объявил он, останавливаясь и обдавая меня облаками пыли, - Вас проведёт вестовой, он находится в конце улицы, около нашей повозки. Но имейте ввиду – доктора уступили нам фанзу с условием. Она отведена тоже для раненых, и если они прибудут, то мы должны будем её очистить.
Вестовой проводил меня в фанзу, где санитары убирали с канов соломенные матрасы, чтобы дать нам место.
Горный переход пешком настолько утомил меня, что я сейчас же лёг, подложив под голову туго набитую соломой подушку для раненых.
В сумерках пришли полковник Леш и Дашкин. Эту ночь нам предстоял хороший отдых. Командующий армией ничего не сказал о выступлении.
- Вероятно, нас дня два будут держать в резерве, - соображал Леш. – 2-й полк Иванова пошёл вперёд и, говорят, уже вошёл в соприкосновение с неприятелем.
К вечеру денщики приготовили нам горячий ужин, а в 10 часов мы уже спали. Это был самый удобный, но зато и последний в этом смысле ночлег…
Ночью нас не тревожили никакими приказаниями. В 7½ часов мы проснулись. Денщики уже готовили чай.
- Это хорошо, - говорил Леш. - мои молодцы отдохнут.
Но как раз в эту минуту принесли бумагу. Диспозиция. В 7 часов 45 минут назначено выступление.
- Ординарцев! – кричит Леш. – Всех!
Полку послано приказание подыматься.
Не более как в 10 минут мы собрались. Через полчаса голова колонны уже была за деревней.
Опять горы, снизу до половины закрытые туманом, идём на юго-юго-восток. С позиции начинают доноситься глухие удары орудийной пальбы. Общее настроение меняется. В ожидании боя офицеры и солдаты становятся сосредоточеннее. По дороге навстречу нам попадаются раненые. Они медленно идут в одиночку и группами. Перевязки у большинства на голове и на руках. Много раненых 2-го полка – нашей дивизии. Опять крутые подъёмы и возня с артиллерией. Первый батальон ушёл вперёд. Батарея полковника Потулова застряла у крутого извилистого подъёма. Три орудия при помощи стрелков успели уже поднять и принялись за четвёртое.
В это время сзади раздался крик:
- Батарея назад!!
Пробираемся между группами второго батальона, на гору поспешно подымается капитан генерального штаба.
- Батарея назад!
Солдаты, уже взявшиеся за спицы колёс лафета, отходят в сторону.
Капитан на ходу здоровается с офицерами, которые здесь собрались группой и идёт дальше. Встречного верхового он поворачивает и посылает вперёд с приказанием первому батальону вернуться обратно.
Мы останавливаем капитана и просим объяснений.
- Не знаю, господа, ничего не знаю. Приказано 1-му корпусу немедленно вернуться обратно…
- То есть куда именно? В Шихучен?
- Нет… В Мукден…
И капитан быстро идёт дальше.
В слове Мукден слышится что-то роковое. Почему именно в Мукден, который находится вне позиции и не может быть стоянкой резерва? Никакие догадки не в состоянии нас удовлетворить.
Мы садимся на поданные нам солдатами скатанные шинели и молча наблюдаем, как три поднятых орудия начинают спускать. Эта работа гораздо труднее, чем подъём, но батарейный командир Потулов, как и все, не в духе и нещадно ругает солдат. У двух орудий переворачиваются и ломаются зарядные ящики.
2-й и 3-й батальоны, люди которых за этот промежуток времени прилегли по краям дороги, подымают и ведут обратно. В первой деревне мы обгоняем обозы, которые были оттянуты сюда раньше. Здесь часовая остановка и обед.
По дороге дальше узнаём, что ночлег назначен в деревне Шихучен. С позиции доносится частая пальба. Там идёт горячий бой. До нас доходит известие, что наши сильно отошли назад.
- И отчего нас не пустили в дело? – рассуждают офицеры. – Дали бы нам здесь поработать, помогли бы Алексееву и обратно успели бы.
Солдаты тоже делают соображения.
- На правом фланге, видно, не ладно. Японец взял во внимание, что нас оттэда убрали, он и осмелился…
1-й Восточно-Сибирский корпус, как один из самых боевых, состоит из двух хороших корпусов. Это признаётся: и у нас в армии, и у японцев он пользуется почётной известностью. Отозвание корпуса с правого фланга, что не было тайной для японцев, много способствовало смелости их операций у Мукдена.
В сумерки мы подходили опять к Шихучену. Слева к нам на дорогу подтягивались длинные обозы с ранеными. Их везли и в двуколках, и в лазаретных фурах, и на арбах. Много китайцев работало по переноске раненых на носилках.
Половину дороги я ехал верхом, но когда ноги застыли в стременах, я пересел в коляску Леша, где можно было закутаться в полушубок.
Приехав в деревню, солдат-кучер, татарин Мустафа, прямо поехал к той фанзе, где мы ночевали накануне.
Я с видом законного квартиранта зашёл в неё, но оказалось, что квартира уже занята другими, более законными жильцами.
По краям канов, у приготовленных коек, сидело человек двенадцать раненых. Вид у них, как вообще у раненых, был крайне смиренный и отчасти даже виноватый. Некоторые из них по-видимому сильно страдали, но без разрешения врача, который должен был придти, не смели ложиться. Один был ранен в лежачем положении. Пуля вошла через плечо и засела где-то в спине. У другого были пробиты обе щёки и выбиты зубы. Во рту у него вложен был большой кусок окровавленной ваты. Всё это были легко раненые.
- Как же мы теперь будем с квартирой, Мустафа? – спросил я у кучера.
- Не знаю, как вы, а моя квартира при мне, - ответил татарин, которого никогда не покидало шутливое настроение.
Он обыкновенно спал в коляске, закрывая её на ночь полотнищем палатки.
Мы поехали в лагерь. В поле солдаты ставили палатки. Кое-где загорались костры. Командира полка не было – он уехал в штаб корпуса. В стороне уже была поставлена его палатка. Я воспользовался свободным временем и вошёл туда, чтобы поработать. Денщик пристроил у приготовленной гинтеровской кровати свечу, из сумки я достал бумагу, перо, но чернила оказались замёрзшими. Карандашом пришлось писать не долго, потому что замёрзли руки.
Солдатские палатки были уже расставлены. В темноте, с зажженными внутри кострами и освещённые дымом, выходящим из верхнего отверстия, они казались маленькими вулканами во время извержения. В каждой палатке помещается по 40 и по 50 человек.
С позиций доносилась сильная канонада. Ночью она казалась гораздо ближе.
Наконец приехал Леш. Он сейчас же меня устроил. Мой резиновый спальный мешок был взят из повозки и перенесён в палатку офицеров 1-го батальона. В обширной палатке их было человек пятнадцать. Посредине горел костёр, который больше согревал небо, чем самую палатку с открытым верхом.
Постели были расположены радиусами от костра, а спящие – к нему ногами.
Вернее сказать, лежащие, чем спящие, потому что едва ли кто-нибудь заснул в эту ночь. Сначала казалось и уютно, и удобно, а главное, оригинально по обстановке. Костёр ярко освещал палатку, бросая в небо искры. Кто-то запел: «Мой костёр в тумане светит, искры гаснут на лету»…
Но когда художественное впечатление остыло от пятнадцатиградусного мороза, все стали кутаться. В тишине слышно было, как кто-то звонко стучал зубами. У костра сидел на корточках солдат и подбрасывал дрова. Временами дым, вместо того, чтобы выходить кверху, расстилался по земле и поневоле заставлял закрывать глаза.
- Дневальный, - говорил чей-то умоляющий голос, - подбрось побольше дров да поближе ко мне…
- И так близко, ваше благородие, как бы постеля не загорелась.
От мёрзлой земли чувствовался жгучий холод. Через каждые пять минут приходилось переворачиваться, чтобы не отморозить бока. Я придумал подложить под себя полушубок и оставил сверху одну бурку. Снизу стало как будто теплее, но зато сверху холоднее. Через некоторое время пришлось полушубок переложить опять наверх. В конце концов, я решил, что проще переворачиваться с боку на бок, чем возиться с полушубком, для чего каждый раз требовалось вставать на ноги. Все попытки уснуть не имели успеха. Многие офицеры тоже не спали и отчаянно кашляли. Однако под утро и испытал нечто вроде сновидения. Японцы напали на нашу палатку и с остервенением начали её растаскивать. Безоружные офицеры, застигнутые врасплох, о чём-то просили, очевидно – чтобы пощадили им жизнь. Но один из них не выдержал и громко закричал:
- Чёрт тебя побери с твоими сапожищами! Ты мне на голову наступил!
- Виноват, ваше благородие, - отвечал японец по-русски, - командир приказали разобрать палатку.
Я высунул голову из мешка. Сон оказался действительностью.
Днём на остановке, во время завтрака в фанзе, генерал Гернгросс спросил у меня, как я чувствовал себя ночью в палатке.
- Сегодня он, ваше высокопревосходительство, сделал первое зимнее испытание своему спальному мешку… - заметил Леш.
- Ну что, как? Хорош?
Я объяснил, что мешок хорош, но в данном случае необходимо на землю подстилать солому, затем класть полушубок, а на него мешок. Улегшись в мешок необходимо накрыться тёплым одеялом, затем застегнуть мешок и уже сверху при посторонней помощи накрыться хорошею буркой, а ещё лучше меховой шубой. При таких условиях мешок хорошо предохраняет от холода.

VI. Горящие деревни.
Из Шихучена в обратный путь мы выступили в 6 часов утра 17-го февраля. Дорога была та же, только остановки назначались в других деревнях. Причина этому очень простая: деревни, по которым проходили полки, были настолько опустошены, что во второй раз там нельзя было найти охапки гаоляна… При вступлении в деревни мне приходилось наблюдать сцены, которые к сожалению ускользали от надзора офицеров. Меня же, как человека «вольного», солдаты не стеснялись. Лишь только колонна втягивалась в деревню и офицерство расходилось по фанзам, отдельные ловкачи-солдаты шмыгали по дворам. Леш строго преследовал такие порядки. Офицерам он приказывал следить за этим и вести счёт взятому фуражу, а заведующему хозяйством расплачиваться.
В два перехода, т.е. 18-го числа, часов в 5 пополудни, полки прибыли в Мукден. С западной стороны слышалась сильная канонада…
1-ю дивизию поставили биваком на площадях южнее станции. Палаток разбивать было нельзя ввиду ожидаемого движения дальше. Офицерам приказано было не отлучаться от своих частей.
Между тем Леш, Дашкин и я поехали в коляске на вокзал. Туда же поехал и Гернгросс. В буфете такая толпа, что едва можно пробраться. Для Гернгросса нашлось однако место за столом, а вместе с ним и нам.
О делах на правом фланге говорили вполголоса. Известно было, что Матуран, где стоял штаб 2- й армии, Даваньганпу, где находились громадные склады 2-й армии, и наша мирная стоянка Падъянтай уже в руках японцев.
- Это хорошо. – говорили некоторые. – Армии выйдут из пассивного состояния, и произойдёт грандиозное сражение.
В толпе офицеров слышались разговоры:
- Разве 1-й корпус тут?
- Нет, он на левом фланге.
- Позвольте, почему же тут Гернгросс?
- Очевидно…(не разборчиво)…
- Не может быть он тут, когда он только на днях ушёл на левый фланг…
Мы заказали себе обед и не успели окончить первого блюда, как пришёл полковник Новосельский с сообщением к генералу.
Гернгросс встал и вызвал нас за собою.
Из главной квартиры получено приказание двинуться 1-му полку для занятия фортов у деревни Янсытунь, в 6-ти верстах к западу от Мукдена.
С этой минуты события стали быстро следовать одно за другим…
Когда мы подъехали к полку, он уже был построен. Леш и Дашкин пересели на лошадей, и полк двинулся вперёд.
Пройдя версты три от станции, полк остановился у небольшого пригорка. Генерал Довбор-Мусницкий, командующий дивизией, начальник его штаба, полковник Новосельский, полковник Леш и офицеры поднялись на пригорок. Нужно осмотреться и ориентироваться в окружающей обстановке. А обстановка эта весьма загадочна…
Впереди, в вечернем тумане, светятся, по крайней мере в двенадцати пунктах, громадные костры. Это горят окрестные деревни и… интендантские склады. Кто их зажёг, наши или японцы – пока неизвестно.
В то же время по дороге, навстречу нам, длинною вереницей тянутся раненые пешком и в повозках. Они медленно дефилируют мимо нас, а вслед за ними также медленно движутся усталые, разрозненными группами, вперемешку с ранеными, с повозками, взводы пехоты…
Это отступающие полки 9-й и 31-й дивизии.
- Ну-с, надо действовать, - говорит сангвиничный В. И. Новосельский. – Ближайшая горящая деревня и есть искомая Янсытунь. Один форт находится справа от неё…
Нам навстречу продолжали идти группы солдат. Мы их останавливали и задавали им вопросы. Но их сообщения были самые разноречивые. Одни говорили, что деревни зажжены японцами, другие – нашими.
- За нами по пятам идут, - заявил один из солдат.
- Врёшь, - оборвал его Леш, - тебе от страху мерещится.
Наконец, мы встретили офицера. По его словам, японцы должны находиться во второй горящей деревне, по крайней мере, их кавалерия там уже была. Ближайшие деревни зажжены нашими, а дальние, возможно, что и японцами. В ближайшей деревне Янсынтунь горят какие-то склады.
Мы поблагодарили его и пошли дальше…
В. Табурин.

П. М. Лессар.
Русский дипломатический мир понёс крупную утрату. 8-го апреля, как сообщил телеграф, в Пекине скончался на 55-м году жизни русский чрезвычайный посланник и полномочный министр, Павел Михайлович Лессар. Скончался он в самое важное и тяжёлое для России время, оставив массу незаконченных серьёзных дипломатических дел в загадочном, таинственном Китае, готовом не сегодня – завтра стать в неприязненные отношения к нам. В лице покойного посланника наше государство потеряло талантливого и энергического деятеля, уже успевшего зарекомендовать себя выдающимся дипломатом.
Состояние здоровья Н. М. Лессара уже давно вызывало опасения. В газетных извещениях, то и дело, мелькали за последнее время сообщения и слухи о тяжкой болезни нашего посланника в Китае. Говорилось об операции, которую вынес П. М. Лессар, и об улучшении его здоровья. И вдруг – короткое и жуткое в своей краткости известие: П. М. Лессар скончался! При всей нашей осведомлённости о серьёзности его болезни, всё ещё была надежда, что он переживёт…
…(утеряно)…
Вслед за тем П. М. Лессар был назначен политическим агентом в Бухару, и с этого времени началась его непрерывная служба по ведомству иностранных дел. Пред последним своим назначением в Китай он был советником посольства в Лондоне и пользовался там почётною известностью, как талантливый и энергичный дипломат.
Курьёзны там были местные взгляды на П. М. Лессара: русские в Лондоне считали его англофилом, а англичане – англофобом. Происходило это оттого, что П. М. очень любил всё английское и в глазах русских людей считался англофилом. В глазах же англичан это был очень сведущий в англо-азиатских делах дипломат, и притом редкий из русских дипломатов, вполне осведомлённый в сфере своей деятельности. А так как деятельность русских дипломатов в Средней Азии всегда предполагается англичанами опасною и враждебною английским интересам, то поэтому П. М. Лессар и считался среди англичан за англофоба.
Рассказывают, что когда он был назначен уже в Пекин и откланивался на прощальном визите королю Эдуарду VII, король спросил его:
- Вы, вероятно, покидаете Англию без сожаления; вам, кажется, не нравится наш климат и наша страна?
- Извините, Ваше Величество, - возразил Лессар: - я очень люблю Англию, и меня в России считают англофилом.
- Англофилом? – воскликнул король: - Тогда каковы же у вас англофобы?!
Пост китайского посланника П. М. Лессару пришлось занять в очень тяжёлое время, когда ещё не окончились боксёрские волнения. Ум, тактичность и стойкость нашего дипломата помогли ему с честью выйти из тяжёлого положения: П. М. своим дипломатическим искусством и энергией успешно вышел из запутанных международных отношений и способствовал восстановлению нормальных отношений России к Китаю.
Тем нужнее и важнее была для нас его дипломатическая деятельность нынче – в тяжёлое время новых осложнений с Китаем. П. М. Лессар прилагал все усилия своей энергии и воли, всю мощь своего опыта и таланта к упрочению хороших отношений с Срединным Царством; он упорно игнорировал свою разраставшуюся болезнь, уже давно мучавшую его тяжёлыми припадками. Но, наконец, болезнь одолела его и прекратила его плодотворную полезную деятельность. П. М. Лессар скончался, как солдат на своём посту, вызвав своей кончиной всеобщие сожаления.

 Отправлено: 23.01.07 09:34. Заголовок: Re:

«Нива» №18 (7 мая 1905 года).
Содержание.
Тексты: Волчёнок. П. М. Гнедича (продолжение). – «Рыцари печального образа». – Нефтяной пожар на Волге. – На войне (от нашего специального корреспондента). – Праздник веротерпимости. – Спорный нейтралитет (политическое обозрение). – Н. С. Таганцев. – Смесь. – Объявления.
Фотографии: Нефтяной пожар на Волге (3 фото). – Угол стены, окружающей Мукден. – Генерал Линевич встречает прибывший 15-го февраля на левый фланг 1-й стрелковый Его Величества полк. Прохождение пулемётов. – У императорских могил. Близ Мукдена. – Харбин во время наводнения. – Отделение русско-китайского банка в Харбине. – Командир Владивостокской крепости, генерал-лейтенант Г. Н. Казбек и его штаб на параде, по прибытии во Владивосток. – На параде по поводу прибытия генерал-лейтенанта Г. Н. Казбека во Владивосток. Прохождение экипажа с крейсера «Новик». – Георгиевцы: Подполковник 283-го Бугульминского пехотного полка П. И. Берсенев, раненый 15-го февраля; удерживал с октября до общего отступления Берсеневскую сопку, названную в его честь. - Подполковник 283-го Бугульминского пехотного полка А. Ф. Блезе, раненый 15-го февраля. – Капитан 10-го восточносибирского стрелкового полка А. С. Лесненко, убитый при деревне Бенсиху 29 сентября 1904 года. – Капитан 88-го Петровского пехотного полка Н. А. Богданов, раненый в бою под Шахэ. – Капитан 215-го Бузулукского пехотного полка В. А. Чередеев, оставшийся на поле сражения под Ляояном. – Капитан 2-го восточносибирского стрелкового полка С. П. Мерчугов, раненый 21-го августа под Ляояном и скончавшийся от ран. – Штабс-капитан и полковой адъютант 138-го пехотного Болховского полка Н. Н. Озеров, контуженый у Сопки с деревом при деревне Сахоян. –Штабс-капитан 124-го Воронежского пехотного полка И. И. Иванов, раненый под Мукденом 28-го февраля. – Штабс-капитан 97-го Лифляндского пехотного полка Л. М. Михайлов, убитый 22-го февраля под Мукденом. – Штабс-капитан 315-й артиллерийской бригады Н. Г. Страдомский, раненый 17-го августа под Ляояном и скончавшийся от ран. – Штабс-капитан 34-го восточносибирского стрелкового полка Л. В. Назаревский, раненый в январских боях. – Штабс-капитан 100-го Островского пехотного полка В. И. Знаменский, раненый в последних боях под Мукденом. – Подъесаул 2-го дагестанского конного полка Персидский принц Фазулла-Мирза-Каджар, раненый 14-го января. – Поручик 9-го восточносибирского стрелкового полка И. Ф. Дорожинский, убитый в бою под Ляояном. – Подпоручик 3-го сибирского Нерчинского пехотного полка И. М. Гулид, раненый в бою под Наншинпу. – Поручик 12-го Великолуцкого полка В. Кульнев, контуженый в голову при штурме деревни Лишинпу. – Подпоручик 218-го Борисоглебского пехотного полка П. И. Капелин, раненый во время усиленной рекогносцировки 14-го февраля. – Поручик 5-й восточносибирской артиллерийской бригады В. А. Шиманский, убитый 14-го февраля. – Поручик 29-й артиллерийской бригады Н. М. Петров, убитый в бою под Мукденом 25-го февраля. – Подпоручик 146-го Царицинского пехотного полка П. Д. Александров, убитый в последних боях под Мукденом. – Подпоручик 147-го Самарского пехотного полка Н. М. Попсуев-Иванов, раненый под Мукденом и награждённый орденом Св. Анны. – Подпоручик 33-го Елецкого пехотного полка В. И. Македонов, убитый в бою под Ляояном. – Подпоручик 139-го Моршанского пехотного полка Е. М. Бронский, оставшийся на поле сражения. – Корнет 52-го Нежинского драгунского полка А. А. Фрейганг, награждённый за храбрость орденами Св. Анны 4-й степени и Св. Станислава 3-й степени. - Подпоручик 97-го Лифляндского пехотного полка П. Е. Низяев, раненый в последних боях под Мукденом. – Подпоручик 36-го восточносибирского стрелкового полка П. В. Езединов, убитый 21-го февраля под Мукденом. – Подпоручик 7-го Красноярского сибирского полка Б. В. Власов, убитый в последних боях под Мукденом. – Прапорщик 8-го Томского сибирского стрелкового полка П. А. Шахт, раненый в бою у деревни Сандактун и вернувшийся в строй через 3 недели (последний георгиевец). – Вход на Рогожское кладбище в Москве. – Единоверческая церковь на Рогожском кладбище. – Зимний храм (Покровский) на Рогожском кладбище. - Летний храм (Крестовоздвиженский) на Рогожском кладбище. – Лазарет для больных и раненых воинов на Рогожском кладбище в Москве. – Н. С. Таганцев.

На войне (от нашего специального корреспондента).
Мукденский бой.
VII. Новые вести.
По мере наступления темноты огни пожаров становились ярче. Картина производила гнетущее впечатление. В ней чувствовалось что-то стихийное, вследствие царившей кругом мёртвой тишины.
К деревне Янсытунь мы свернули на дорогу вправо. Отступавшие полки прошли, и кругом не было ни души. Посланные вперёд ординарцы скрылись из вида. Горящая деревня, фанзы которой среди огня казались необыкновенно высокими, будто отходила от нас при нашем приближении. Необыкновенное освещение укорачивало расстояние.
Наконец мы стали подходить к горящей деревне, миновав маленькую кумирню, подобную тем, которые во множестве рассыпаны по всему Китаю и ставятся обыкновенно у окраины каждой деревни. Издали она, на фоне пожара, долго казалась нам большой фанзой.
Мы вошли в широкую пустынную улицу. Я хотел закурить папироску, но Леш меня остановил.
Эта часть деревни ещё не была захвачена огнём. Горела северо-западная часть, а главным образом, большим костром, горели интендантские склады, как потом оказалось.
Дойдя до небольшой открытой площадки мы остановились, чтобы осмотреться. Впереди к западу и с боков – море огней, а сзади, со стороны Мукдена – мрак.
- Вот там горит наш Падъянтай, - сказал Леш, показывая налево: - и Матуран…
Но пожар этих деревень за 14 вёрст уже мог быть виден лишь по одному зареву. Ещё дальше, в Даваньганьпу, в это время горели склады 2-й армии.
Сколько перемен произошло за шесть дней нашего похода на восток.
Когда мы пошли дальше, в ближайшей горящей деревне ярко блеснула на мгновение горящая вспышка. Через минуту повторилось то же самое. Мы не могли подыскать этому объяснения, и Леш даже думал, что это условный сигнал.
- Надо быть осторожнее, - сказал он.
Перед нами неожиданно выросла конная фигура.
Всадник и Леш одновременно окликнули друг друга.
- Кто идёт?
Конный узнал полковника по голосу и по росту.
- Это вы, ваше благородие?…
- Ты откуда?
- Так что, ваше высокоблагородие, тут за деревней появился японский разъезд…
Он указал в тёмную сторону к Мукдену.
- Где же он теперь?
- Ускакали. Мы на них наткнулись, окликнули – они и ускакали… пять человек…
- Ну и пускай скачут. А вы не стреляйте, тревоги не подымать. Ты ординарец?
- Так точно…
- Подъезжай и узнай, что там вспыхнуло сейчас. Ты видел?
- Так точно, видел.
- Узнай и доложи мне…
Ординарец ускакал. Мы пошли дальше.
Признаться сказать, прогулка по таинственной деревне, где на каждом шагу могли находиться притаившиеся за забором японские разведчики, не представляла ничего привлекательного. Утешением было разве только то, что едва ли они стали бы стрелять и подымать тревогу.
Около одной фанзы, у которой горела гаоляновая изгородь, возился китаец, выносивший из дверей свои пожитки.
Дальше мы увидели через дверь другую фанзу, освещённую внутри. На дворе ходили какие-то люди. Из опроса это оказались казаки летучей почты.
- Что же вы теперь тут делаете? – спросил полковник.
- Да ничего не делаем. Не было такого приказания, чтобы нам уходить, мы и находимся здесь.
Как свидетелей всего происшедшего, Леш стал их расспрашивать. Из их же слов оказалось, что все деревни зажжены нами.
- А где же японцы?
- Разъезды их тут близко рыскают, а пехотные части не подходили. Только что вот в той деревне, мы были за хлебом, и видели каких-то людей. Рассмотреть в темноте нет возможности, а по ухваткам не должны быть китайцы… прятались…
- А кто тут в фанзе?
- Какой-то генерал сидит.
Мы поспешили войти в фанзу и с удивлением увидели командующего дивизией генерала Довбор-Мусницкого. Он был здесь один, если не считать трёх китайцев, владельцев фанзы, неподвижно сидевших на противоположном кане. Сам генерал сидел на кане у окна, облокотившись на маленький столик, перед разложенной на нём картой, освещённой красной китайской свечой.
- А я вас ожидаю, полковник, - обратился он к Лешу.
Они стали по карте распределять роты. Прискакал ординарец, посланный полковником в соседнюю деревню, и доложил, что вспышки были от загоревшегося спирта. Он видел группу японцев, которые разжигали горевший склад.
Выходило, что японцы, от которых мы жгли своё добро, ещё сами помогали нам в этом.
Приехал ещё один ординарец и доложил, что влево, т.е. приблизительно к югу, он японцев не встретил, и что второй форт находится не менее, как в четырёх верстах от деревни, в которой мы находились.
Генерал и полковник решили в виду отдалённости его не занимать. Одного полка на такой растянутый фронт было мало.
- Прикажите вести батальоны, - сказал генерал.
Ординарец был послан к полку.
Я пошёл в другую половину фанзы, занятую солдатами.
- Нет, зачем они жгли! – доносился голос Леша. – Разрешите, ваше превосходительство, и всё, что не успело ещё сгореть, я вывезу или вынесу до утра. В Мукдене тысячи свободных арб… Ведь такие зрелища портят дух людей…
- Конечно, конечно, пускай забирают, что уцелело, - соглашался генерал.
В соседней половине хозяйничали три казака и два ординарца генерала. Они пили чай из китайских чашек. Старик-китаец с седой бородкой и усами (китайцы перестают брить усы и бороду лишь после 40 лет), трясущимися от страха руками подавал солдатам кипяток, который он согревал на очаге под каном. Теперь он угождал русским, а через несколько часов будет также трястись перед японцами.
Запах поджаренного на пожаре хлеба казался очень аппетитным. Ни в этот день на вокзале, ни накануне мне не пришлось пообедать. Солдат на мою просьбу отломил краюху руками, от грязи такого же цвета, как и хлеб. Китаец с поклонами подал мне чашку чая. Сахара не было. У меня в кармане нашёлся кусочек шоколаду, которым пришлось поделиться с моим соседом-солдатом, и мы стали ужинать.
Время шло томительно долго. Я перешёл опять в большую половину фанзы. Три китайца по-прежнему сидели, как приговорённые к смерти. Леш сидел, облокотившись на столик, над картами и не пошевелился при моём появлении. Довбор, сидя на кане, прислонился к перегородке и спал. Перед ним стояла недопитая чашка чая. Мы были страшно утомлены в этот день, но покуда отдых ещё не предвиделся. Неизвестность окружающей обстановки томила нервы. Ухо невольно прислушивалось к малейшему шороху за бумажными окнами фанзы. Каждую минуту неприятельский разъезд, привлечённый светом, мог явиться во двор фанзы, в которой сидели генерал и полковник, самолично вышедшие на рекогносцировку.
- Надо ещё осмотреть форт, - тихо сказал Леш, вставая с кана. - Пойдём.
Мы вышли на двор. Справа на довольно близком расстоянии, не более версты, горел громадный костёр, которого раньше на этом месте не было.
- Это непременно японцы, - сказал Леш: - больше некому. Наших там быть не может. Что ж, послали за батальоном? – обратился он нетерпеливо к подошедшему ординарцу.
- Так точно, поехал. Барташов поехал.
- Что ж они не идут, чёрт побери!… Поезжай и скажи батальонному командиру, чтобы шли немедленно! Надо занимать окопы!…Понял?…
- Так точно, понял.
Ординарец вскочил на лошадь и исчез в тёмной улице. Мы стали пробираться в противоположную сторону.
При свете пожара, форт можно было хорошо осмотреть. Он был рассчитан на одну роту.
Впереди деревни должны были ещё находиться окопы. Леш захотел их также осмотреть лично.
В передней деревне у большого костра видны были какие-то подозрительные фигуры. Мы обошли передовую линию деревни и вернулись в среднюю улицу. Один батальон уже прибыл и тёмною массой занимал всю ширину улицы.
Размещение частей заняло часа два. Другой батальон был направлен для занятия соседней деревни влево, а один остался в резерве.
Из высланных вперёд секретов скоро было донесено, что неприятельские дозоры показались впереди постов. Людям приказано было сохранять тишину, в окопах вести очередь отдыхающим и всем быть наготове.
К рассвету ждали наступления.
Но… через полчаса всё изменилось. Все распоряжения были отменены. Это была уже третья отмена.
Разместив свой полк, Леш вернулся к фанзе, где находился генерал Довбор. Он был уже на дворе с несколькими офицерами его штаба, которые только теперь его отыскали. Выслушав доклад полковника, он сел на лошадь и шагом выехал на дорогу, сказав название деревни, где он будет ночевать.
Мы посмотрели на часы. Три часа.
- До ночлега ли уж тут, - промолвил Леш. – В пять часов подымется тревога. Не мешало бы всё-таки прилечь, - задумчиво добавил он. – Тут дымом пахнет, да и сгоришь, пожалуй.
Мы вспомнили, что не доходя деревни Янсытунь, ещё до темноты мы видели несгоревшую маленькую деревню, влево от дороги. Туда мы и решили направиться, завидуя генералу и его офицерам, которые поехали верхом.
Но только что мы вышли за ворота, как из темноты послышался знакомый голос.
- Ваше высокоблагородыэ! Садытэсь!…
Кучер-татарин Мустафа догадался приехать за нами с коляской…
Мы были несказанно рады и покатили по тёмной улице. Мустафа, имевший способность видеть ночью, как кошка, пустил лошадей полной рысью. Скоро мы обогнали генерала, который ехал шагом.
- Ваше превосходительство, позволите обогнать? – спросил Леш.
- Ах, пожалуйста, - ответил генерал.
Мы пожелали друг другу спокойной ночи и опередили кавалькаду.
Деревня с прибытием войск уже потеряла свою таинственность. По дороге попадались патрули, которые осматривали фанзы и закоулки. Полковник их окликал.
Ещё мы не выехали из деревни, как навстречу нам проскакал всадник и, не останавливаясь, крикнул:
- Леш, это вы? Остановитесь!
По голосу мы узнали полковника Новосельского.
- Ну, значит, узнаем что-нибудь новое, - сказал Леш и велел Мустафе ехать шагом.
Появление Новосельского, действительно, всегда сопровождалось какой-нибудь новой интересною вестью. Он всегда бы в курсе дела, и если не было новостей, то любой очередной вопрос он умел своеобразно осветить и сделать новым и интересным. Живой и пылкий по натуре, он, появляясь среди офицеров, всегда оживлял и поднимал общее настроение.
Нашу коляску догнал ординарец.
- Ваше высокоблагородие, их превосходительство вас просят.
Леш вышел из коляски и направился обратно. Я предпочёл остаться сидеть, отчасти из-за усталости, а отчасти, чтобы не быть излишне любопытным.
Группа всадников скоро приблизилась. Леш торопливо вскочил в коляску, и мы опять рысью поехали вперёд.
- Ну, будет буря, - начал он, не дожидаясь моего вопроса: - а покуда, - добавил он, - я ровно ничего не понимаю.
- В чём же дело? Какие вести принёс Новосельский?
- Какие вести? А вот какие. Нам приказано отступить обратно к Мукдену…
Я даже привскочил на месте.
- Но ведь мы и теперь только в 7 верстах от Мукдена.
- Ничего не знаю, приказано отступить до рассвета и стать у полотна дороги… Ноги нас обходит… но в главной квартире очень довольны этим обстоятельством… Он отделился от главных сил, и теперь наша задача его окружить… Надо ждать очень интересных операций…
Кучер, не дожидаясь, повернул к тёмной деревне. Оказывается, поручик Дашкин как раз её и выбрал для нашего ночлега. Въехав в тёмную деревню, Мустафа направил экипаж к фанзе, где светился огонёк. Тут уже были денщики и готовили самовар. У дверей встретил нас поручик Дашкин и объявил, что лучшей фанзы нет во всей деревне. Действительно, фанза оставляла желать многого. Бумага в окнах была порвана, каны поломаны, и топить их не было возможности, отчего в фанзе такой же мороз, как и на дворе.
Леш послал сейчас же за командиром пулемётной роты, позиция для которой ещё не была определена, а Дашкину велел писать распоряжения командирам об отводе частей до рассвета, не сообщая об этом солдатам раньше времени.
Явившемуся командиру пулемётов приказано было поставить их впереди деревни, в которой мы поместились.
- Под вашей защитой, - прибавил Леш: - мы, по крайней мере, отдохнём часок.
Но ни уснуть, ни отдохнуть не пришлось ни на минуту. Мы легли на жёсткие глиняные каны, на которых не было даже циновок, у открытых окон, в которые дул морозный ветер, и дрогли весь короткий остаток ночи. На дворе о чём-то спорили ординарцы. Леш их останавливал несколько раз и наконец приказал приставить к ним часового, чтобы он следил за тишиной.
Потом оказалось, что ординарцы, не желая оставлять японцам ценного добра, уничтожили на пожаре изрядное количество брошенного спирта.

VIII. В бой.
В окна ещё едва пробивался свет, когда кто-то вошёл в фанзу и объявил, что роты уже оставляют окопы, и головная прошла по дороге, мимо нашей деревни.
- Что же они раньше нас уходят! Замедлить отход! Пустить вперёд пулемёты! – крикнул Леш, вставая с кана.
Через минуту мы все были на ногах. Одеваться не пришлось, так как мы лежали не раздеваясь, лихорадочная дрожь пронизывала всё тело, которое от жёсткого лежания казалось избитым. О чаепитии и мытье нечего было и думать. Приготовленная в фанзе вода замёрзла.
На дворе Мустафа, с винтовкой за плечами, уже восседал на своих козлах. Полковник и я сели вы коляску, а Дашкин верхом поскакал отдавать распоряжения.
Бледнея в утреннем тумане, вдали догорали костры пожаров. По дороге полковник заехал к командующему дивизией, а когда батальоны подтянулись, мы двинулись дальше.
К 8-ми часам утра 1-й полк уже стоял биваком в поле, в расстоянии версты от линии железной дороги. Дул сильный морозный ветер с пылью, но разбивать палаток не было разрешено. Ждали внезапного приказания сняться с бивака. Солдаты, утомлённые бессонной ночью, в полном снаряжении ложились на мёрзлую землю и дремали. Офицерам, несмотря на всё их желание отправиться на станцию и погреться в буфете, запрещено было отлучаться от полка.
Между тем, с юга доносилась близкая канонада. Обыкновенно с позиций на Шахэ за станцией Суятунь канонада не была слышна. Близость её в этот день приводила всех в недоумение. Нам ещё неизвестно было, что станция Суятунь уже очищена. День тянулся в томительном ожидании. Кто-то вспомнил, что сегодня 19-е число – полугодовой день бомбардировки станции Ляоян – 19-е августа. К вечеру, с запада, как раз оттуда, где мы стояли ночью, раздались орудийные выстрелы, и в небе засверкали шрапнели. Скоро канонада стала ожесточённой…
В Мукдене в это время уже чувствовалось тревожное настроение. Какой-то офицер, приехавший оттуда, рассказывал нам, что отделение Китайского банка утром собралось выезжать, но по приказанию главнокомандующего было остановлено. Этот же офицер заходил в один магазин и хозяин-грек простодушно спросил его:
- Скажите пожалуйста, когда японцы придут в Мукден?
- А вот поговорите с жандармом, - ответил офицер и позвал в магазин жандарма.
Однако, в этот же день многие торговцы уже успели выехать из города.
Между тем, среди офицеров, благодаря полученным известиям из главной квартиры, настроение, наоборот стало самым радужным.
Положение дела обрисовывалось в следующем виде:
Генерал Ноги сделал рискованный шаг, отделившись от армии. Против него главнокомандующий уже на правом фланге успел сосредоточить 132 батальона против 62-х, и операции окружения его уже начались. 1-й корпус входил в состав этих сил и оставшиеся в резерве полки должны с минуты на минуту ждать своего назначения. В общем положение дел считалось в высшей степени для нас выгодным.
Но наступали сумерки, канонада на западе всё усиливалась, а 1-й полк продолжал стоять в резерве.
Ночью, вопреки распоряжению свыше, полковник Леш разрешил измученным до крайней степени солдатам разбить палатки.
Соображение очень простое и естественное. Если собирание палаток составляет расчёт во времени, то не меньшая потеря времени будет при движении людей, обессиленных бессонной ночью под леденящим ветром. К тому же, людям 1-го полка за всё время похода с 12-го февраля едва ли удалось уснуть как следует хотя на одну ночь.
Некоторые офицеры ночевали также в палатках, а кое-кому удалось устроиться в ближайшей деревне, но трудно решить, что хуже: палатка или разбитая холодная фанза?
При каких условиях пришлось устроиться лично мне – я не помню. Весь день меня колотила лихорадка. Полковой врач Вигелев дал мне лекарства, а к ночи меня отвели в какую-то фанзу. Я помню только жёсткий кан, свой собственный бред и прикосновение спины соседа-офицера, который также был болен и, как рассказывал мне потом, мы обоюдно согревали друг друга.
Утром из тяжёлого забытья вывел меня знакомый голос Мустафы.
- Ваше высокоблагородыэ, хотытэ ехать – садытесь, фаэтон стоит.
- А полк ушёл?
- Конэчно ушол, что он нас будэт дожыдаться… Палковнык приказалы сказать: хатытэ ехать в Мукдын – поезжаты в Мукдын, хатытэ ехать за полком – поезжаты за полком. Как хатытэ.
- А куда двинули полки?
- На китайскы императорскы могылы…
Лихорадка продолжала ещё меня мучить, но расстаться с полком именно теперь, когда он пошёл в бой было бы непоследовательно.
- Хорошо, Мустафа, поедем сейчас. А вещи мои целы?
- Конэчно, целы… я сказал, что будут целы. Зачэм я буду обманывать.
Через пять минут мы катили по пыльному полю между бесчисленных обозов. С запада гремела канонада. Наш путь по компасу шёл как раз на север. Хотя могилы лежат и в стороне от линии железной дороги – версты на три, но самая дорога в этом месте сильно сворачивает вправо, т.е. к востоку, обходя могилы.
Полк ещё не дошёл до могил и стоял биваком в поле. Тут же расположились какие-то другие полки, российские, присоединённые к нашему отряду. Начальство ждало каких-то приказаний свыше.
Вблизи чернели фанзы разорённой деревушки, куда я направился, чтобы скрыться от ветра. В ближайшей фанзе лежали офицеры 3-го батальона. Все были уставши и некоторые спали.
Через час раздалась команда «в ружьё». Батальоны построились и двинулись к могилам. Здесь в сосновой роще, не доходя до стен кладбища, опять привал на полчаса. Затем опять команда «в ружьё», но отсюда колонны двинулись уже не дорогами, а лощинами и оврагами, чтобы скрыть своё движение. Неприятель предполагался уже близко. Между тем, мы в окрестностях не встретили ни одного нашего конного разъезда, ни одного всадника.
От могил путь лежал на запад к башне Хауха. Положение её – к северо-западу от Мукдена приблизительно в четырёх верстах расстояния.
Она своим видом очень напоминает Ляоянскую башню, только меньше её размерами, но зато сама стоит на бугре.
Здесь войска остановились. Разрешено было разводить костры, но не раскидывать палаток – отсюда должны были начаться боевые операции. При нашем приходе тут уже стояли какие-то полки, а слева, фронтом к западу, стреляла батарея. Справа выехала на позицию и устанавливалась другая батарея.
Офицеры поднялись на горку и направились к башне, где виднелось много фигур. Оглядеть местность в сторону неприятеля с высоты бугра было интересно, и я, несмотря на болезнь, закутанный с головою в полушубок, полез на горку.
Башня имеет высокий цоколь. Чтобы подняться на него, солдаты набросали в виде ступенек несколько мешков с горохом, которых кругом валялось во множестве. Груда таких же мешков была сложена на первом выступе башни. На этой груде стоял командующий 2-й армией генерал Каульбарс. Пониже, прямо на выступе, стояли генералы: Гернгросс, Бринкен, де-Витт и другие. Подальше и пониже сгруппировались офицеры штабов и строевые. Свежий и элегантный вид первых сильно отличал их от вторых.
Все смотрели на запад, где с первого взгляда ничего не было заметно, кроме серой равнины и чернёющей вдали деревни.
- Вы видите идущие цепи? – спросил меня знакомый офицер генерального штаба.
Но это можно было рассмотреть только в бинокль. Серые фигуры на сером фоне редкими цепями медленно двигались к деревне. За первой цепью следовала вторая. Они были уже довольно близко к деревне, но оттуда не было слышно ни одного выстрела.
- Что это значит? – спросил я.
- Деревня уже занята нами утром, а теперь к ним идут подкрепления. А чтобы грехом не подвергнуться обстрелу неприятельской артиллерии и поменьше обращать на себя внимание, они идут цепями.
Группы бродили и стояли у башни до сумерек. Солдаты тем временем разбирали мешки с горохом, чтобы они не пропали даром.
Кругом башни, под горкой, было несколько фанз, разорённых и холодных. Офицеры стали искать себе ночлега, но большинство домов уже были заняты начальством и штабами.
С полковником Лешом я столкнулся только вечером. Он сейчас же меня устроил в фанзе, занятой штабом дивизии, у полковника Новосельского.
Во время нашего разговора к нам подошёл поручик 4-й роты Карлстедт, милый офицер, недавно приехавший в армию, которого я знал ещё в Петербурге. В свободную минуту он любил со мной болтать и поверять мне свои тайны.
- Поручик, - обратился к нему Леш: - поухаживайте за больным.
- Охотно, господин полковник. Ведь это я вас сегодня грел, - обратился он ко мне: - да и сам от вас грелся – мне что-то нездоровилось.
Леш эту ночь решил спать в палатке среди своего полка, а мы пошли в фанзу. Костры уже горели кругом, но топлива хватало далеко не на всех. Два каких-то солдата пришли к полковнику Новосельскому и стали просить разрешения сломать для этой цели один пустой дом.
- Хорошо, что просите разрешения, - ответил полковник: - валяйте, да смотрите кого-нибудь не придавите.
Эта фанза стояла рядом с нашей. Через полчаса её не существовало.
У офицеров был приготовлен ужин. Раньше поесть за этот день ещё не пришлось. На столе был сыр, ветчина, бутылка рому и стоял котелок с горячими щами из походной офицерской кухни. Тарелок не было, и суп разливали в кружки. Потом из этих кружек пили чай. Горячей воды было мало, мытьё кружек являлось роскошью не по средствам, а потому чай был жирный и сильно отдавал щами со свежею капустой. Полковник Новосельский, как любезный хозяин, советовал, в виду этого, сдабривать его ромом. Смесь получилась более сложная и другого вкуса, но никто не решился утверждать, что она сделалась лучше.
В фанзе было очень холодно. Каны поломаны, бумага в окнах прорвана, а очаги совершенно разворочены. Решили развести костёр посредине фанзы. Теплее не стало, но помещение наполнилось дымом, который, к счастью, скоро вышел в открытые окна. Эту затею бросили и стали ложиться спать.
Карлстедт лёг рядом со мной. Пока я пил чай, он из присланных полковником Лешом полушубков сделал мне мягкую постель и стал меня укутывать, как младенца.
Штабные долго разговаривали. Завтрашняя операция уже заранее считалась блестящей. Уверенность в успехе была полная.
Полученная диспозиция заключалась в следующем:
В 6 часов утра выступить и идти на деревни Цуанванчи и Ташичао (не смешивать со станцией Ташичао). Затем двигаться на юго-запад, охватывая неприятеля широким фронтом. На левом фланге у нас 9-я дивизия нашего корпуса, а справа отряд полковника Запольского.
Таким образом, армия Ноги, отрезанная с юга, должна броситься на нас, и в конце концов окажется окружённой. Впрочем, не совсем окружённой, потому что путь через Ляохэ в Монголию оставался свободным…
Говорили, что этим делом должен решиться жребий войны. Японцы пошли ва-банк, и этим боем должна закончиться компания.
Эти радостные надежды приятно волновали воображение. Казалось, что настаёт, наконец, день, когда слово «победа», слово, которое стало будто лишним и упразднённым, можно будет произносить громко.
Таким рисовалось дело в штабах. На картах бой был уже разыгран, и офицеры генерального штаба самодовольно потирали руки. Их роль на этом кончалась…
Теперь дело было за войсками. На их долю оставалось только одно – победить.
- Вы не спите? – шёпотом спросил меня Карлстедт.
- Нет.
- Хорошо они говорят, только от их слов до дела огромное расстояние…
- Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать, что как бы хорошо было, если бы завтра они были там… во время боя. На картах они собаку съели и могли бы руководить движением частей. Тогда ни одна бы часть не опоздала, ни одна бы не заблудилась.
- Да, это было бы хорошо, - согласился я.
- Кроме того, я хотел вам сказать, что меня мучит какое-то тяжёлое предчувствие.
- Полноте…
- Я не знаю, что это такое, но думаю, что завтра я буду убит… Положим, к этому должен быть готов каждый из нас, строевых, и я готов… Завтра нарочно полезу вперёд.
- Лучше засните.
- Не могу… Ставицкий, вы его знаете, уж в каком огне был под Хуанлатодзе и жив остался, и был уверен, что его не убьют. У меня у самого такое чувство, как сегодня – в первый раз…
Карлстедт лежал с открытой головой, несмотря на то, что из окна дул морозный ветер. Он достал портсигар, положил около себя спички и стал курить папиросу за папиросой…

Гунджулин
28 марта В. Табурин.

Спорный нейтралитет (политическое обозрение).
Появление в Китайском море эскадры адмирала Рожественского и месячная почти остановка его в ожидании подхода отряда судов адмирала Небогатова возбудили много чрезвычайно острых и жгучих дипломатических вопросов. Первая всполошилась Япония, заподозрившая Францию в нарушении нейтралитета на том основании, что, будто бы, она дала временный приют судам адмирала Рожественского в Камранской бухте. Сколько именно времени простояла русская эскадра в тихой гавани Камрана для нагрузки угля с собственных угольных транспортов и приближалась ли она за черту трёхмильного расстояния от береговой полосы, определяемую французскими правилами нейтралитета – всё ...

 Отправлено: 23.01.07 09:34. Заголовок: Re:

... это доныне остаётся не установленным. Мы не знаем, был ли здесь нарушен нейтралитет или нет, не уверена в этом и сама японская дипломатия, но уже один тот факт, что угрожающая Японии эскадра находит какую бы то ни было опору во французских портах, приводит в дикое бешенство и японских журналистов, и японских дипломатов. С точки зрения формальной, японские дипломатические протесты, разумеется, не могут иметь большой цены: как известно, французские правила нейтралитета были объявлены ещё в феврале прошлого года и не вызвали своевременно никаких возражений из Токио. Быть может, трёхмильная полоса территориальных вод, установленная ещё во времена парусного флота, с примитивной артиллерией, слишком не значительна для современных паровых гигантов, с дальнобойными пушками, мечущими сокрушительные снаряды на 15-18 вёрст, но об этом следовало говорить раньше, а не теперь, когда преимуществами устарелых правил воспользовался русский, а не японский адмирал. Если японские ноты и производят какое-то воздействие на французское правительство, то конечно не своей логической аргументацией, а возможностью каких-либо дальнейших неприятных осложнений. Такими осложнениями открыто грозит японская печать, призывающая своё правительство к наложению «амбарго» на французские суда и товары, стоящие в японских водах, т.е. к захвату частной собственности французских граждан и даже к бомбардировке французских портов. Если бы международными отношениями управляли не дипломаты, а азартные публицисты, войны, вероятно, никогда не прекращались бы на земле, но, к счастью человечества, между газетными угрозами и правительственными действиями «дистанция огромного размера». Не желая злоупотреблять гостеприимством французов, адмирал Рожественский оставил Камранскую бухту и перенёс свою стоянку к Ханкоу, постоянно крейсируя у Анамских берегов, и тем лишил Японию всяких формальных поводов к недовольству. Даже соединение эскадр, о котором телеграфировали в Париж из м. Подорана от 27 апреля, произошло в открытом море вне территориальных вод. Судам адмирала Рожественского не могло быть отказано в нагрузке угля в размерах, необходимых для перехода к ближайшему национальному порту, и в стоянке для снабжения провиантом, ибо французские правила воспрещают только снабжение в нейтральных водах боевыми припасами и вербовку экипажа. Как бы не кричала англо-японская печать, Франция, вероятно, не нарушит, ради спокойствия союзных журналистов, своих собственных правил нейтралитета и по отношению к новоприбывшей эскадре адмирала Небогатова. Более всего в фальшивое положение ставит Японию курьёзный, обнародованный в телеграммах из Лондона, факт снабжения русских судов японским углём, доставленным на пароходах прямо из Нагасаки. Если уже сама воюющая сторона занимается поставками на враждебную эскадру, то можно ли требовать от чужого правительства большей строгости в контроле за поставщиками, чем от своего собственного? Англо-японская дипломатическая компания против Франции может считаться уже поконченной, так как твёрдый образ действий г. Делькассе начинает встречать явное одобрение и в английских правительственных сферах и в серьёзных органах английской прессы. Свершившимся соединением эскадр спорный вопрос отодвигается в прошлое, ибо трудно думать, что, получив такое значительное подкрепление, наш энергичный адмирал будет по-прежнему крейсировать около Анама, а не подвинется ближе к Японии и Владивостоку. Бомбардировать индокитайские порты Франции Япония в настоящую минуту не имеет физической возможности за отсутствием свободных судов, так как все наличные силы ей нужны для борьбы с подкреплённой эскадрой Рожественского. Секвестр частных французских судов оказался бы, пожалуй, ещё более рискованным, потому что вся Европа и Америка единодушно восстанут на защиту принципа неприкосновенности частной собственности в своих интересах. Таким образом, с этой стороны нашей союзнице не угрожает никакая опасность. Несравненно серьёзнее угроза всеобщим бойкотом французской торговле, который предложила токийская торговая палата. Хотя каждый покупатель приобретает товары там, где они дешевле и лучше, тем не менее, при общем подъёме патриотических чувств, даже неудачный бойкот может принести французским торговцам некоторый убыток. Можно утешиться только тем, что вместе с французскими продавцами при этом пострадают и японские потребители, вынужденные из патриотизма покупать товары низшего достоинства по высшей цене. Совсем как в известной поговорке: («поделом моему старику, если я себе пальцы отморожу: зачем он не купил мне перчаток!»).
Европейское общественное мнение могло бы, кажется, спокойнее относиться ко всей этой буре в стакане воды. Что ему Гекуба международного права, что ему законы о нейтралитете? Ведь оно совершенно спокойно и хладнокровно смотрело, как в нейтральной корейской гавани Чемульпо японская эскадра расстреливала «Варяга», как в нейтральной китайской гавани Чифу русский разоружённый миноносец был захвачен японским – и с своей стороны не предъявляло никаких протестов, а ведь всё это непосредственные военные действия, перед которыми какая-нибудь стоянка на трёхмильном расстоянии или поставка угля – сущий вздор и пустяки. Почему же теперь, с приближением к китайским портам русской эскадры, и Англия, и Америка поспешили прислать в Тихий океан целые флотилии для охраны китайского нейтралитета? Очевидно, что для них важен не самый нейтралитет, важна только возможность устраивать, под предлогом нейтралитета, как можно больше затруднений России. С точки зрения международной справедливости, нечего будет удивляться, если адмирал Рожественский покажет на деле, что нейтралитет не может быть направлен только против одной стороны и что нарушение нейтралитета имеет кое-что общее с палкой о двух концах. Пора нам отделаться от лицемерных слов и открыто считаться только с фактами.